Чужая в чужом море
Шрифт:
— Кое–кто не добежал, — уточнила Ллаки, — Генерала Ватото наши ребята зачистили.
— Да, — согласился Рон, и продолжил, — Или, например: все арабские шейхи практикуют терроризм и геноцид, и с гордостью говорят об этом с трибун всяких международных женевских и нью–йоркских лавочек. Почему их там не арестуют?
— Ладно, — согласилась Жанна, — допустим, гаагский трибунал ни к черту не годится. Но есть же местный суд.
— Есть. Но Пума тебе уже намекнула, а я скажу прямо: если выяснять, кто что делал за последние 10 лет, то надо пол–региона сажать в тюрьму. Одни были бандитами,
— Надо наказать, по крайней мере, главных виновников, — перебила Кейт, — этого требует элементарная справедливость.
Жанна кивнула и добавила:
— В том, что Ндунти – один из главных виновников, по–моему, нет сомнений.
— Начнем с того, — сказал Рон, — что нет парня по имени «Справедливость», а есть люди, которые хотят жить, без войны и голода. Им, по большому счету, плевать, будет Ндунти президентом, или его поставят к стенке. Если реальное благополучие проще обеспечить, оставив его президентом – то и хрен с ним.
— Почему проще? – спросила канадка.
— Это как раз понятно, — заметил Фарли, — Он компромиссная фигура для меганезийцев и китайцев. Он далеко не глуп, и понимает: ему оставлены строго определенные рамки и, если он выйдет за них хоть на миллиметр, то его раздавят в лепешку.
— Гуманист поневоле? – не без иронии, спросила Жанна, — а вам не противно оставлять у власти негодяя и убийцу?
— Во–первых, — сказал Рон, — Он уж точно не больший негодяй, чем любой из правителей в Европе или Америке. Во–вторых, он убивал только ради выгоды, или ради того, чтобы не быть самому убитым. Он совершенно нормальная беспринципная и жадная сволочь, а не какой–нибудь идейный псих с манией исправлять нравы и воспитывать народ.
Кейт озадаченно тряхнула головой.
— Я не понимаю, мистер Батчер. Вы хотите сказать, что исправлять нравы – это криминал, а разбойничать – это нормально?
— Нет, миссис Палмерстон, разбойничать – это криминал, но и только. Дайте разбойнику немного приворовывать, пригрозите ему расстрелом за любое произвольное насилие над жителями – и получится вполне приличный президент. А борьба за чистоту нравов – это не криминал, это гораздо хуже. Субъекта, который желает воспитывать народ, надо сразу ставить к стенке, пока он ничего не натворил.
— У вас странные представления о правосудии, — заметила она.
— Ты просто не в курсе, дорогая, — сказал Фарли, — мистер Батчер излагает официальную меганезийскую политическую философию.
— Какой ужас! – воскликнула Кейт.
— Да, да, ужас! — поддержала ее Пума, — вон там (она махнула рукой в сторону маленькой площади рядом с колодцем) уже пляшут, а мой мужчина говорит о скучной политике.
Ллаки прислушалась к ритму барабана и вынесла безжалостное суждение:
— Это ни фига не годится. Я умею намного лучше. У! Отберем барабан у этого лентяя. Я вам буду стучать, а вы будете плясать «ulu–ulu».
— E–ulua–ulua–e, — поправил Рон, — но нам нужны палки.
— Я знаю. Я уже сказала, чтобы нашли палки, какие надо. Пойдем!
— Что это? – поинтересовалась Жанна.
— Надо смотреть, — ответила Ллаки.
Когда танцорам были вручены по две увесистые палки наподобие бейсбольных бит, Кейт обеспокойенно спросила, не опасный ли это танец. Ллаки, примериваясь к уже отнятому барабану, сообщила: не опасный — если не подходить слишком близко. Можно было об этом и не предупреждать. Вряд ли у кого–то могло появиться желание подойти к Пуме и Рону, когда они плясали e–ulua–ulua–e. Больше всего это напоминало экзотический стиль фехтования на парных мечах (того, что любят показывать в гонконгских боевиках), но с гораздо большей скоростью. Деревенская публика от восторга так хлопала и ухала, что порой заглушала гулкие удары барабана и сухой треск дерева о дерево. Когда пляска закончилась, кто–то из местных спросил:
— В древности нези сражались на таких палках, да?
— Типа того, — подтвердил Рон, — Лет 400 назад нас завоевали колонизаторы, и запретили нам оружие. Тогда наши люди придумали такую пляску, и простая палка стала оружием.
— Вы выгнали колонизаторов палками? – спросил кто–то еще.
— Нет, палками не получилось, — признался Рон, — так что, наши люди плюнули на запрет, взяли автоматы, и колонизаторы драпали от нас на север до самой Сайберии.
Эта реплика вызвала у публики бурю восторга. Потом некий дедушка поинтересовался:
— А ты не боишься, что твоя женщина когда–нибудь побьет тебя палкой?
— Боюсь, — ответил Рон, — поэтому много кормлю ее, чтобы она всегда была такая толстая!
Зрители дружно заржали, звонко хлопая себя по бокам и по бедрам. Дедушка улыбнулся, хлопнул меганезийца по плечу и сообщил:
— Мы сегодня так накормим твою женщину мясом, что она точно не сможет тебя побить!
Последовал новый взрыв хохота. Какой–то парень, от избытка чувств, шлепнул Пуму по заднице, и тут же грохнулся на грунт в результате изящно выполненной подсечки. Это вызвало новый взрыв хохота (упавший смеялся сильнее всех).
Британцам, похоже, этот стиль веселья был слегка не по нутру, кроме того, они не спали почти сутки, так что их отправили в палатку (уговорив, впрочем, выпить по паре глотков местного вина, и закусить горячей кукурузной лепешкой с домашним сыром). Дедушка, снова похлопав Рона по плечу, спросил уже совершенно серьезным тоном:
— Скажи: нези пришли сюда надолго?
— А что, уже надоели? – попробовал отшутиться Рон.
— Вы только не уходите, — сказала подошедшая пожилая женщина.
— Не уходите, — поддержали несколько голосов.
— Да мы пока и не собираемся. У наших ребят тут планы: типа, геология на паях с вашими ребятами. Земля – ваша, машины – наши, как делить табаш – договоримся.
— Скажи, нам дадут автоматы Spagi как людям мпулу? — полюбопытствовал кто–то, — а то у нас пока только вот что (он показал старую двустволку какого–то жуткого калибра).
— Разумеется, — ответил меганезиец, — У фермеров должны быть автоматы.
— А электричество и TV у нас в Бакебу будет?