Чужая в чужом море
Шрифт:
С вами был Энди Карриган, CNN, Нью–Йорк — Франкфурт — Джибути — Найроби».
*********************************
…
Ндунти откусил кончик сигары, смачно выплюнул кусочек табачного листа, тщательно прикурил от спички, выпустил изо рта и ноздрей целое облако сизого дыма, и произнес:
— Аккан, трусливый червяк, приказал их всех убить, а сказать это боится. Трус. Дрянь.
— Да, — согласился Граф, — Про суицид это фуфло.
— Этот эмир — мудак, — добавил Финген, — Легче поверить в суицид куклы
— Европейцы – еще большие мудаки, — возразил Дуайт, — они поверят. Рон, я прав?
— Как тебе сказать, — меганезиец почесал в затылке, — Внутри, не поверят, а снаружи, как бы, поверят. Это называется: двоемыслие, на этом держится вся их политэкономия.
— Ну, ты загнул. А можешь нормально объяснить?
— Нам на тренинге это вот как объясняли, — начал резерв–сержант, — слово «doublethink» придумал великий британский социолог Оруэлл, и дал определение, которое мы учили наизусть. Хоть в лепешку разгребись, а яснее тут не напишешь «Двоемыслие: привычка одновременно держаться двух противоречащих друг другу мнений, говорить заведомую ложь и одновременно в нее верить, забывать любой факт, который стал неудобным, но вспоминать его, если он стал нужен, отрицать существующую реальность, но учитывать эту реальность, которую отрицаешь».
— Пиздец… — тихо прошептал Граф, и все на несколько секунд замолчали, подавленные монументальной абсурдностью прозвучавшей цитаты.
Со стороны импровизированного учебного полигона, раздался выстрел. Через несколько секунд – второй. Потом — два сразу, почти без паузы. Шла вторая часть полевых занятий. Пума возилась со Штаубе, как юная деятельная племянница, которая пытается научить старомодного и рассеянного дядюшку пользоваться всеми прибамбасами к карманному компьютеру–коммуникатору. Дядюшка неуклюж, как столетняя галапагосская черепаха, но поскольку он родной и очень хороший, то… В общем, понятно.
Хэм Финген вышел из культурологического ступора и поинтересовался:
— Рон, а на хрена у вас в армии тренинг по философии.
— Во–первых, не в армии, а в спецотряде «STROR», это сокращенно от Стоп–Террор. Во–вторых, не философия, а практическая психология. В–третьих, это надо потому, что мы работали на Марианах. Там часть островов наши, часть – штатовские, а туристы общие, иначе никак не получается. Террористы, соответственно, тоже общие.
Бооби Дуайт закурил очередную сигарету и поинтересовался:
— Чья психология–то? Террористов или туристов?
— По ходу, и тех, и других, а главное — персонала отелей, маркетов и ресторанов. Когда занимаешься профилактическим поиском, то их надо опрашивать в первую очередь, а у них – двоемыслие. С одной стороны, они знают, что мусульмане это и есть террористы. Но с другой стороны, им вбили в мозг, что ислам – это одна из мировых религий, а все мировые религии учат одному и тому же, причем только хорошему, что они – основа цивилизации, и что исламская культура равноправна с нормальной человеческой. Это и есть двоемыслие. Это еще называют «политкорректность» и «толерантность». Человек видит исламские митинги типа «смерть неверным» и «ислам будет править миром», он знает про взрывы на дискотеках и захват заложников. На улице он обходит за сто шагов фигуранта, одетого по–мусульмански. Но если начинается полицейская фильтрация, то этот же человек возмущается: преследованием мусульман и оскорблением ислама. Он знает факты, но верит в пропаганду. Он поверит в групповой суицид семьи Штаубе так же, как верит, что ислам – это гуманная религия, осуждающая терроризм.
Ндунти задумчиво покрутил толстыми пальцами сигару, рассматривая столбик пепла.
— У! И как ты работал, если вокруг такие бараны?
— Я выучил исламский разговорник и работал мусульманином. Оделся, как они, приехал, как бы, с индонезийских островов, и пошел искать своих братьев по вере. Спрашивал в отелях, маркетах, дешевых ресторанах, на причалах, в авто–мастерских. Кто–то звонил в полицию – ну, это нормальные ребята, мы их брали на заметку. Кто–то шарахался. Это естественно. А кто–то подсказывал, где искать. Их мы тоже брали на заметку.
— Ясно. Ты нашел братьев–мусульман. А дальше что?
— Дальше… (Рон вздохнул) … В исламе есть три течения: сунниты, шииты и хариджиты. Они враждуют между собой с VII века. Спорят, кто правовернее.
— В смысле, у кого стволов больше, у того и теология правильнее? – предположил Граф.
— По ходу, так. Но имеют значение и другие методы, как то: мины, яд, холодное оружие.
— … И деньги, — вставил Финген, — У суннитов денег больше, поэтому они правовернее.
— А ты, Рон, в каком течении был? – поинтересовался Граф.
— В начале, обычно, суннитом, — ответил резерв–сержант, — Потом мне начинало больше нравиться учение хариджитов. Это, как ты понимаешь, обязывает к некоторым вещам.
— Ты всех гасил? – поинтересовался Ндунти.
— Что ты, Чоро, — искренне возмутился Рон, — Я не опускался до теологических споров с обычными лавочниками или грузчиками. Меня интересовали только те, кто радикально погряз в своих суннитских или шиитских заблуждениях.
— А как на это смотрели янки, в смысле – их копы? – спросил Дуайт.
— Как на привычные разборки между радикальными исламскими группировками. Я же не один такой борец за веру. У суннитов и шиитов свои есть, тоже борются, не хуже меня.
Центурион Дзого Мтета взял с решетки кусочек мяса, глубокомысленно прожевал его, и крикнул во всю мощь своих не маленьких легких:
— Чоро!!! Еда сделалась!!!
— Хорошо, — сказал генерал–президент, погладив пузо.
Публика лениво потянулась к столу (точнее, к печке для барбекю, рядом с которой был расстелен брезент). Более цивилизованные пилоты, сгружали себе мясо на бумажные тарелки. Более простые легионеры использовали вместо тарелки левую пятерню (как–то умудряясь при этом не обжигать ладонь). Пума была солидарна со второй группой. Рон оценил опытным взглядом ее энтузиазм, и посоветовал.
— Ты не очень торопись. Соизмеряй с пищеварительным потенциалом.
— Мы этот еще не проходили, — сказала она, — Только тот, который от силы тяжести и тот, который от электричества.
— Я имею в виду, что желудок у тебя не резиновый.
Пума что–то неопределенно пробурчала в ответ и устроилась в молодежном углу стола, между Ромсо и Дитером. Ее недавний курсант – Штаубе, занял место между Ндунти и Роном. Вид у него был несколько обалдевший. Еще бы: с непривычки произвести под сотню выстрелов из достаточно мощного пистолета.