Чужая в чужом море
Шрифт:
…
Еще до Алюминиевой революции, на атоллах Херехеретуэ, Раро, Руго и Тепи возникла колония ультра–левых иммигрантов из Эквадора. Поскольку эти атоллы расположены в дальнем углу округа Туамоту, на значительном удалении от экономических центров и оживленных морских трасс, и поскольку колонисты никому не доставляли хлопот, эти поселения были замечены лишь в середине координаторского срока Иори Накамуры. В тот момент население Элаусестере составляло около семисот взрослых (молодежь, не старше 20 лет) и более полутора тысяч совсем маленьких детей. Они жили в условиях первобытного коммунизма: обобществленный труд и общая собственность на все, что можно. Даже дети считались, в некотором смысле, общими. Совершенно запредельная доля младенцев на островах возникла, как оказалось, из–за «техногенного бэби–бума», связанного
В обычных условиях, двойняшки рождаются в одном случае из 90, тройняшки — в одном из 800, четверо — в одном из 70.000, а рождения пяти и более близнецов – крайне редки. Эти соотношения резко меняются в случае воздействия биохимических стимуляторов множественного созревания яйцеклеток. Эти препараты разрабатывались с середины XX века для борьбы с женским бесплодием, и дошло до ультрапродукторов, повышающих женскую фертильность в сотни раз. Никто не думал, что будет, если ими воспользуется здоровая женщина (с чего бы?) но на Элаусестере, незадолго до революции несколько сотен молодых женщин решились именно на такие эксперименты над собой.
В 4–м году Хартии, когда Элаусестере попал в поле зрения правительства Меганезии, здесь происходила настоящая эпидемия кратных беременностей, к которой местная община была не готова ни в смысле уровня медицины, ни в смысле уровня экономики. Проще говоря, ни оказать помощь женщинам, вынашивающим по 6 – 7 близнецов, ни обеспечить их предметами первой необходимости, когда (и если) они появятся на свет, собственными силами было нереально. Без поддержки извне, община рухнула бы под грузом проблем, порожденных этой взрывной репродукцией. Положение спасли два фактора: технико–экономический скачок, вызванный политикой команды Накамура и «Акт атомной самозащиты», резко взвинтившим самооценку меганезийцев. Близнецы Элаусестере были оценены многими неординарными гражданами, как еще один вызов старому мировому порядку. Вызов, такой же дерзкий, как сама Хартия, и как атомная самозащита. Свою роль сыграла истерика авторитетных международных организаций, которые требовали пресечь «аморальные эксперименты c женщинами на Элаусестере».
Если бы эти организации молчали, то меганезийский суд изъял бы этих детей у семьи — общины, не способной обеспечить им уровень благосостояния, который был принят в стране, как минимальный социально–экономический стандарт. В отношении анклавов эмигрантов из неразвитых стран такие постановления суд принимал с легкостью, а при попытках воспрепятствовать их исполнению, преторианцы применяли боевое оружие и изъятые дети нередко отправлялись к приемным родителям полноценными сиротами. Однако, едва комитет ООН по биоэтике объявил эксперимент Элаусестере «грубейшим нарушением гуманитарных и биомедицинских норм», как Верховный суд (уже готовый отштамповать постановление об изъятии) поменял свою позицию на противоположную: объявил, что этот эксперимент — «частное научное исследование, право на проведение которого охраняется правительством в соответствие с артикулами Великой Хартии».
Такой разворот Фемиды был вполне логичен. Для общественного мнения в Меганезии, международный официоз – это нечто заведомо дефективное. По общему правилу, суд и правительство даже не игнорируют международные конвенции, а делают обратное тому, что там предписано. Исключения возможны только, если рациональность и полезность конвенции очевидна, но здесь был не тот случай. Ну, захотелось этим дамам много детей сразу — why not? Правда, экспериментаторши были нищими, и ни правительство, ни даже Верховный суд, не могли дать им материальное пособие — Хартия запрещает использовать социальные взносы (т.е. налоги) на такие цели. Но суд объявил техногенный бэби–бум частным научным исследованием, а согласно принципам «tiki», прикладная наука – это основа благосостояния нации. Соответственно в обществе нашлось достаточно людей, решивших поддержать интересные исследования непосредственно. Так на Херехеретуэ появился «экономический десант»: волонтеры с архипелагов Лавент, Дювент, Социэте, Центральное Туамоту и Гамбие. Это была пестрая толпа деятельных и неординарных людей. Одни руководствовались tiki, другие — идеологией scio, третьи – любопытством (бытовым или научным), четвертые (бизнесмены) использовали эту тему для раскрутки предприятий. Возник эффект снежного кома: приезд на Элаусестере популярных людей стимулировал приезд кого–то еще. Стремительно формировались рабочие группы… За каких–то несколько месяцев, отсталый и нищий агломерат коммунистических
Любой патриот Элаусестере скажет, что это — доказательство преимуществ коммунизма, но дело, видимо, просто в экзотической социальной среде, в которой с удовольствием работали молодые талантливые инженеры, бизнесмены и ученые–прикладники. Деньги они получали вне здешнего социума, а тут – обкатывали новые методы производства и управления, пользуясь пластичностью местной общины. Студенты и стажеры наиболее перспективных ученых Океании лепили из этого социального пластилина экзотические конструкции вероятного будущего. Удачной оказывалась одна конструкция из десяти, но даже этого хватало для стремительного роста благосостояния элаусестерцев.
Несколько слов о совместимости коммунизма с артикулами меганезийской Хартии.
По Хартии, обобществление имущества и результатов труда допустимо только внутри семьи (хаусхолда), при условии, что силой там никого не удерживают, а любому кто уходит, платится цена его доли в имуществе (если нет особого договора, то все доли хаусхолдеров считаются, равными). Соответственно, жители Элаусестере считаются одним хаусхолдом (в Хартии нет ограничений на число членов семьи). Согласно этой логике, хозяйственная жизнь построена по принципу семейных отношений каждого с каждым. Разумеется, для семьи такого размера уже требуется некоторая регламентация распределения работ. Здесь для этого использован алгоритм типа «сетевой рулетки». Самые непопулярные работы разыгрывались между всеми, способными их выполнять. Самые популярные работы тоже разыгрывались, а остальные работы доставались тому, кто первым ткнул в соответствующий пункт меню. Постороннему, как правило, сложно привыкнуть к подобной системе, но те, кто в ней вырос, считают ее самой удобной
Элаусестере имеет ряд черт, положенных коммунизму по жанру антиутопии.
Во–первых, это практически полное отсутствие приватности (которое прогнозировали авторы романов–антиутопий, но глубину которого они не могли вообразить). Пример: жилища и одежда здесь используются, лишь когда в этом есть практический смысл. Угадайте, как часто это бывает, если температура воздуха почти всегда +25 градусов?
Во–вторых, это тотальная милитаризация, которая начинается с дошкольного возраста. Нет, дети не ходят строем, не встают по стойке «смирно» и не кричат «Yes, sir!». Они просто следуют некоторому, по сути, армейскому, регламенту жизнедеятельности. По этой причине, большинство выходцев с Элаусестере выбирают военную профессию, а многие отставные военные с длительным стажем, приезжают жить на Элаусестере.
В–третьих, это специфическое отношение к сексу. Это тоже прогнозировали авторы романов–антиутопий, но они изображали отношение к сексу при коммунизме стыдливо ханжеским, а на Элауестере все наоборот. Канаки, т.е. коренные меганезийцы, считают сексуальное поведение элаустестерцев несколько эпатирующим. В терминах американо–европейской сексуальной морали, это вообще никак не называется. В страны Европы и Америки не рекомендуется ввозить документальные фильмы о быте Элаусестере, если только вы не хотите на несколько лет оказаться за решеткой. Канаки часто шутят, что феномен Элаусестере не используется в анти–меганезийской пропаганде только потому, что видеозаписи отсюда запрещено показывать по западному TV даже в ночном эфире.
В–четвертых, это вопрос размножения. Его иногда можно найти в романах–антиутопиях о темном коммунистическом будущем, хотя он не так популярен среди литераторов, как первые 3 признака. Здесь, как и в случае с сексом, анти–утописты оказались пророками наоборот. У них размножение представлено результатом гендерного насилия и полного подавления личности, а на Элаусестере это — экзотический вид личной самореализации. Один из видов – это существенно. Теперь так делают только те дамы, для которых т.н. «preed» — это личное творчество, что–то вроде работы скульптора, только гораздо более жизненное. Большинство элаусестерок ограничиваются четырьмя — пятью детьми (что характерно и для других аграрных регионов Меганезии,), но некоторые производят на свет до 30 потомков, по пять — шесть за раз. Одним из наиболее ярких представителей «preed–movement» является Сю Гаэтано, персонаж почти что легендарный.