Чужая в чужом море
Шрифт:
Примерно когда она сговорилась о цене и заняла место в кабине флайки, рабочий день комиссии по расследованию завершился. Возможно, эти парни поработали бы сегодня дольше (интересно же), но позвонил один парламентарий из правящей коалиции и очень нагло потребовал срочных результатов. Ему ответили: «Рабочий день кончился, звоните завтра». В 10 утра, когда комиссия подписала протокол о том, что ATR сбит попаданием реактивного снаряда из портативной зенитной установки, Сю Гаэтано сдалась полиции муниципалитета Порт–Ватсон на острове Сонсорол (Меганезия, округ Палау).
Порт–Ватсон знаменит двумя вещами: во–первых, Университетом Научного Анархизма (SAU), основанным там еще в прошлом
«Винсерф–тандем с крылом–воздушным змеем, которое можно по–всякому двигать на кольцевой раме, а рама приделана к серфу так, чтобы ее можно было качать, крутить, и управлять ринвингом, чтобы он катился, как виндсерф, а потом прыгал на встречном потоке воздуха и планировал несколько секунд, типа как птенец дельтаплана…».
Об изобретении ринвинга есть несколько версий. По одной – его придумали студенты SAU, «для прикола». По другой — его слепили на тамошней патрульной базе ВМФ, «от нехрен делать». По третьей — его изобрел великий и ужасный экстремист Наллэ Шуанг, чтобы объяснить особо тупым студентам, что такое подъемная сила и как ей управлять.
Дойдя до этого момента, Торин спохватился, что ушел слишком далеко от осевой темы лекции, и хотел вернутся к особенностям элаусестерского коммунизма, но было поздно: наша молодежь завершила партию ацтекбола с местными, и лекция так и осталась без финала. Пришлось разбираться в остальных здешних обычаях в процессе экскурсии…
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
…
=======================================
26 — РЕТРОСПЕКТИВА.
Дата/Время: 7 ноября 20 года Хартии. Вечер и ночь.
Место: Транс–Экваториальная Африка. Мпулу
Охотничья территория прайда львов вокруг Макасо.
=======================================
С террасы fare–duro, выходившей в сторону рыночной площади Макасо, праздник можно было наблюдать во всей красе. С заходом солнца никто не собирался расходиться – ведь завтра, с рассветом, сбор урожая продолжится. Похоже, он будет длиться еще неделю, а может – и две. Несмотря на то, что были приглашены жители пяти соседних деревень и мобилизован практически весь транспорт (вело- и мото- тележки, тракторы с прицепами, гражданские и армейские грузовики, и даже немногие легковые автомобили) собрать и перевезти такое количество плодов «трифи» (как здесь сокращенно назвали триффиды), казалось невозможным. Десятки гектаров были покрыты зарослями древовидной травы, каждый стебель–ствол которой усеивали гроздья бурых плодов, похожих на гигантские бананы. Взвешивание урожая с контрольных участков 10x10 метров давало от тонны до полутора, иначе говоря – общее количество плодов уже исчислялось тысячами тонн, а на участках, где триффиды были высажены на неделю–две позже, скоро тоже надо будет собирать урожай. В этих местах никогда не видели столько еды сразу. Некоторые из вновь прибывших щипали себя за ляжки, чтобы убедиться: эти горы пищи им не снятся, а существуют наяву, в объективной реальности. Обожравшиеся свиньи (и местные, и те, которых пригнали из соседних деревень), уже не в состоянии были подняться на ноги, и валялись где попало, обиженно хрюкая, когда люди пинали их, чтобы освободить дорогу.
Восемь крупных «львиных собак» — риджбеков (привезенных три недели назад лично президентом в подарок «авангарду народной агрокультуры») тоже обожрались – но, разумеется, не плодами трифи, а мясом диких свиней и обезьян, в массовом порядке покушавшихся на невиданный урожай. Такие псы были для жителей Макасо в новинку, так что, несмотря на их явную полезность, относились к ним
На самом деле, это были не собачьи мысли. Это была гипотеза о ее мыслях, родившаяся в голове Наллэ Шуанга, хозяина fare–duro (т.е. каторжной тюрьмы, на лингва–франко). Он всерьез подумывал о том, чтобы пройтись по округе, и пристрелить этого сраного царя зверей, который уже четвертую ночь подряд мешал ему спать своим громовым рычанием. Наллэ не очень разбирался в охотничьих делах, но можно взять в кампанию кого–нибудь из местных парней. Хотя, вряд ли это реально – они, похоже, настроены всю ночь плясать и флиртовать (назовем это так) с девушками. Еще вариант: вытащить на охоту кого–то из своих вояк. Проще всего уговорить Рона. Пума поддержит, и Рон не сможет ей отказать. Правда, тогда сам Наллэ толком не поохотится. Вероятно, это будет как соревнование с двумя роботами – терминаторами. Ты еще только думаешь, что надо бы поднять ружье и прицелиться, а они уже поубивали все живое крупнее кролика на 200 метров вокруг…
— Вы меня слушаете, Наллэ? – настойчиво поинтересовалась мисс Ренселлер.
— Да, Мэрлин. Просто у меня привычка слушать и параллельно думать над ответом.
— Тогда я продолжу. Это растение, триффид или трифи, способно нравственно испортить любой недостаточно цивилизованный народ. Незаслуженное изобилие искушает. Зачем трудиться, если достаточно найти сырое место, воткнуть саженец или зарыть клубень, и подождать несколько недель? В библии не зря написано, что человек должен в поте лица добывать хлеб. Если хлеб достается даром, человек деградирует.
Лейтенант Нонг Вэнфан, который на протяжении ее монолога, казалось медитировал над маленькой чашечкой с текилой (рюмок в этих краях не встречалось – они вымерли после ухода проклятых колонизаторов, в 60–х годах прошлого века), сделал микроскопический глоток, и спокойно поинтересовался:
— Каждый человек должен обрабатывать землю?
— Разве я сказала обязательно про фермерство? Я имела в виду труд вообще.
— Физический труд, — уточнил он, — Пот выделяется при физических нагрузках.
— В библии имеется в виду пот в переносном смысле, — сказала она, — Как символ усилий, которые сознательно совершаются для получения чего–то.
— Чего–то – это чего угодно?
— Конечно, не чего угодно. Чего–то полезного.
— Товарной продукции? – снова уточнил он.
— Вы по–солдатски прямолинейны, — с некоторым неудовольствием сообщила она, — Нет, конечно. Например, композитор может трудиться, создавая музыкальные произведения.
— Тоже товар, — сказал лейтенант, — Композитору за это платят.
— Вы, меганезийцы, ужасно меркантильны, — заметила Эстер, — представьте себе, Нонг, что композитор может делать свой труд из любви к искусству.
— Это понятно, — согласился он, — Вот, Уфти тоже сочиняет песенки и мелодии из любви к искусству, хотя он удивится, если вы назовете это трудом.
Эстер улыбнулась и кивнула.
— Ну, да. Он, наверное, не пробовал выступать за деньги со своими песенками, но у него могло бы получиться. То, что он, поет, все–таки лучше вульгарной pop–music.