Чужая война
Шрифт:
Наша схватка превратилась в короткие яростные стычки. Мы сближались, расходились, атаковали, защищались, парировали и отпрыгивали. Инициатива как бешеная скакала от Кейтлетт ко мне, туда, сюда, обратно, но ни один из нас не мог получить решающее преимущество.
В прошлой нашей дуэли это привело к усталости и, как следствие, к валу разговоров и насмешек, однако в этот раз ничего такого не было и близко. Ни я, ни тем более Ноа не желали говорить. Всё, что можно сказать, уже было сказано, и слово взяла сталь. Да и в окружающем
На самом же деле, происходящее нисколько не напоминало нашу первую дуэль, которая была всего месяц назад. Неужели в этом заключалась цель Ресса? Ослепить мир ненавистью? Вымарать из него то немногое хорошее, что удалось местным жителям привнести в слово «война»?
По крайней мере, я знал, за что сражался. Иронично, но за то, чтобы таких битв, подобной этой, больше никогда не случалось. Это всё заставило меня задуматься и о другом: «Интересно, а за что так свирепо бьётся Ноа? По виду как будто за свою жизнь».
Удары сыпались один за другим. Усталость начала брать своё, и Ноа, наконец смогла меня подловить: в замахе я слишком сильно отвёл левую руку, чем сразу же воспользовалась Кейтлетт. Мне удалось уйти от прямого удара рапирой, но она не растерялась и крепко заехала мне кулаком по голове. Всё бы ничего, но он был в латной перчатке. Даже в шлеме это было чувствительно.
Уже через миг мне удалось отыграться: я поставил Ноа подножку, отправив ту искупаться в грязи. Её вид после этого так раззадорил меня, что мне даже удалось забыть про пропущенный ранее удар.
Этот «обмен» нас только приободрил, и танец смерти продолжился сильнее прежнего. Те немногие правила, которых мы хоть как-то придерживались, улетучивались со скоростью света. В ход шло всё, что можно было использовать против противника. Подножки, толчки, пинки. Не будь мы оба закованы в сталь, наверное, даже зубы пошли бы в дело.
Быстрее каких-то рамок приличия в этом круговороте исчезали только мысли. С каждым ударом мой разум слово погружался в темноту, где было лишь одно слово: «УБЕЙ». Похоже, то же самое происходило и с Ноа: в её глазах, прекрасных серых глазах, осталась лишь злоба и ненависть. Мы дрались с отчаянностью бешеных зверей, для которых это было единственным путём к выживанию.
Вокруг, где-то очень далеко, в паре метров от нас продолжался бой. Нам что-то кричали, слова ободрения или проклятия, но мы были слишком далеко от этого, в своём мире, выясняя, кто сегодня проиграет.
Неожиданно вспышка молнии отразилась на клинке Ноа, ослепив меня. Всего на секунду я растерялся, и этого оказалось достаточно. Посреди океана ненависти стоял уже не Рейланд Рор, а Ота Кохэку, разум, лишённый клинка.
Тут бы взять себя в руки, снова вернуться в «боевой режим», но Кейтлетт уже неслась на меня с перекошенным от злобы лицом, и было слишком поздно. У меня оставались считанные мгновения, чтобы что-то
Время словно остановилось. С необычайной ясностью я увидел всё происходящее вокруг. Леона и Миюми, которые вместе с прочими отчаянно отбивались от наседавших «лунных». Приятно оказалось увидеть такое упорство, но похоже, оно было тщетно — противников было слишком много. А ещё ошибку Ноа, которая, поддавшись гневу, допустила промашку, недостойную даже такого новичка как я.
Один меткий удар мог всё закончить. Точный, направленный в нужное время, в нужное место. Одно движение, которое могло бы поставить точку в этой схватке, возможно, даже во всём сражении.
Мне вдруг вспомнились слова Кейла о бесконечном круге ненависти, которая множила сама себя. Вот она, возможность разорвать этот круг. Самое сложное на войне — это не тяжёлые решения, а необходимость, несмотря ни на что, оставаться человеком, а не зверем, бьющимся насмерть.
Поэтому никакого моего удара не последовало. Так, тычок в бок и подножка. Этого вполне хватило, чтобы Ноа повалилась в грязь, а я успел наступить ей на правую руку, в которой находилась рапира, тем самым заставив выронить оружие.
Кейтлетт извивалась и орала, словно бешеная. Я оказался прав: ненависть начисто лишила её разума, сделала животным. Мне было несложно представить, что если бы не случайная вспышка, то мы бы вместе вот так лежали в грязи, сражаясь до последнего вздоха. Уже не люди, животные.
Через пару секунд в голову к моей противнице наконец вернулось сознание. Заметив эти положительные перемены, я убрал ногу, переставив её с руки Ноа на рапиру. Словно человек после долго сна, Ноа, рывком поднявшись, посмотрела на меня и со страхом в глазах оглядела поле битвы. Впрочем, длилась эта растерянность недолго, вновь пришло место злости:
— Давай добивай! — крикнула она, срывая мешавший выражать эмоции шлем. — Трус!
— Нет! — крикнул я в ответ, чем сильно удивил свою соперницу. — Хватит этого безумия!
Хоть меня и одолевали противоречия, но я убрал оружие в ножны. Возможно, это было ошибкой — оставлять такого врага в живых. Однако если и имелась возможность распутать клубок ненависти, то начинать надо именно с этого — с разговоров.
— Посмотри, во что мы превратились, Ноа! В зверей!
— Ты не понимаешь, на кону нечто большее, чем победа…
— Это действительно так, — прервав её, подтвердил я. — Сомневаюсь, правда, что ты осознаёшь, что именно на кону!
К нам попыталась приблизиться тройка «лунных», но Ноа отогнала их одним взглядом, после чего потребовала:
— Объяснись!
Несмотря на агрессивный тон голоса, я понял, что дальше драться Кейтлетт пока не собиралась, а значит, можно было немного расслабиться.
— Незадолго до начала боя Кейл Ресс похитил реликвии.
— Но вы же… сообща… — начала очень растерянная этой новостью Ноа.