Чужая здесь, не своя там. Дилогия
Шрифт:
– Знаешь, это очень даже хорошо, что ты попала ко мне. Твое умение создавать довольно сложные плетения очень даже пригодится. Я же теперь смогу доделать один любопытный артефакт… – задумчиво произнес мастер, потирая один указательный палец о другой. Артефактор даже глаза чуть прищурил, явно обдумывая предстоящую работу.
– Вы, но с моей помощью?
– Именно это я и имел в виду, – с лукавой улыбкой нашелся с ответом Йеннер.
Впрочем, сегодняшнее занятие практически ничем не отличалось от того, чем нагружал меня когда-то Рун – я сидела и изучала справочники по материалам.
– Будем
– Не-а, – с абсолютно довольным видом ответил Даник.
– И то верно. Твой-то дар в другом, – заметил Йеннер. – Расскажешь в чем?
Данфер поджал губы и вопросительно посмотрел на меня. Я, нахмурившись, покачала головой.
– А что рассказывать? Учителя еще и сами толком не знают, – развел руками мальчик. – Вот учат всякому, что всем положено знать. Может и разберутся в скором времени, что там со мной.
Я не удержалась от улыбки – а ведь он ни в чем не соврал.
Когда мы уходили от мастера, я поинтересовалась у подопечного:
– Слушай, в прошлый раз ты говорил уже что-то о эде Йеннере. Все таким его видишь?
– Ну да. Что там может поменяться? – пожал плечами Даник. – Вот только знаешь что… – задумался он и пристально на меня посмотрел, но тут же отвел глаза. – А не важно…
– Нет уж, договаривай давай, – нарочито строго произнесла я.
– Это всего лишь мои догадки, откуда мне знать так оно или нет? – чуть тише сказал Данфер. – Поэтому зря я вообще начал.
– Данфер, – протянула я.
– Ну хорошо, хорошо, – сдался мальчик. – Да, он все такой же “горячий”, “яркий”, только мне кажется, что он… перегорит скоро.
– Что? – я даже остановилась. – Умрет что ли?
– Нет, это что-то другое, – успокоил меня Даник. – Я же сказал, что зря тебя опять взбаламутил… Ну просто в нем огня надолго наверно не хватит. А вообще, я не знаю.
Ну и собственно, какая разница, что там привиделось Данику? Едкий мастер мне всего лишь учитель. Вот только чего я действительно, как сказал Даник, взбаламутилась?
Какая там гордость? Я уже через неделю хотела взвыть и умолять мастера пожалеть меня. Количество информации, практических занятий, а вместе с ними и едких насмешек, порой даже на грани оскорблений, посыпались на меня в неимоверных масштабах. Иногда казалось, что я не вынырну из-под всего этого. Было тяжело, но… потихоньку я начала втягиваться. Дома тоже все успокоилось. Когда мы с Данфером вернулись, он заверил обеспокоенных женщин, что опасаться нечего.
– Вы бы знали, какие заумные книжки он ее заставляет учить, – будто по секрету сообщил Даник им.
Элодия и Банафрит смотрели с недоверием.
– Честно-честно, – продолжил Даник, – я сам одну такую листал. Ничего не понял.
Я еле удержалась от улыбки.
Разумеется, время от времени они интересовались моим успехами на ученическом поприще, пытались выведать о моих взаимоотношениях с мастером… Пока не услышали, как я называла его совсем неприличными словами, не подобающим благородным эдель, когда корпела над особо заковыристым заданием, обложившись справочниками и учебниками.
И вроде бы все налаживалась, все было хорошо и жаловаться не на что. То ли я отвыкла от спокойной жизни, то ли еще что, но все равно какое-то беспокойство подтачивало благостную картину.
Каждый раз, когда я открывала почтовик, сердце как будто тисками сжималось и холодели руки. Плохих вестей от родителей не было. Впрочем, как и хороших. Письма были странными… И вроде бы мама все также интересовалась моими делами, и вроде бы все также же рассказывала о своем, но все равно как будто что-то поменялось. Она выспрашивала меня о Геделриме, сначала понемногу, и мне казалось, что ей интересно как я тут обустроилась. Потом расспросы стали более подробными. Я решила, что они собираются перебраться сюда. И мне бы радоваться… В ответ вопросы: “Вы что, хотите тоже здесь обосноваться, когда все уляжется?”, я получала: “Мне же нужно знать, как ты там, дочь”. Сомнение грызло меня изнутри, не давая покоя, а недоверие обижало. Возможно, мама не хотела обнадеживать меня раньше времени, тем более с мятежниками все еще ничего решено не было – они затаились и вылавливать их стало тяжелее. А возможно они еще и сами не определились – ехать сюда или нет. Но ведь поделиться планами можно было?
Папа же тоже стал иногда слать мне послания. Про себя ничего не писал: узнавал лишь как я. Интересовался, чем я занимаюсь, раз живу теперь самостоятельно, да еще и подопечный у меня появился. Позже я поняла: он откуда-то знает, что я теперь уже без блокировки и решила освоить магию. Сначала нехотя, а потом уже больше раскрываясь отцу, я поделилась с ним своими достижениями. Он хвалил и явно радовался за меня. Ни одного слова упрека, что, дескать, не женское это дело, мне не было адресовано. Хотя когда я об этом заикнулась маме, она была категорична: такое занятие мне ни к чему, хватит мне и видения. Почтовик был отцовским, поэтому и получалось, что письма сначала проходили через его руки. Маме я писала одно, папе другое, и судя по тому, что мама так и не узнала о моих успехах на этом поприще, папа с ней не всем делился. Я начала вносить разлад в собственную семью. А мне всего лишь хотелось, чтобы родители за меня радовались.
Брат тоже не обделял меня своим вниманием, вот только оно было… односторонним что ли. Он рассказывал о себе, а обо мне уже не особо интересовался. А началось это после того, как я сообщила о том, что у меня появился Данфер. Возможно, он так проявлял ревность. Но ведь он мой брат – один единственный, родной. Мне очень хотелось, чтобы он меня понял, но мы, наоборот, начали отдаляться.
Учеба, общение с Данфером, вечерние посиделки с Банафрит и Элодией – я спасалась как могла. Это все то, что не давало мне погрязнуть в унынии, то, что не давало захлестнуть меня ощущением безысходности.
Однако даже мастер заметил, что я несколько осунулась и слишком часто погружаюсь в собственные мысли, забывая об окружающем.
Учеба не то, чтобы перестала меня привлекать, но стоило только начать чем-то заниматься, как мысли все равно возвращались к семье, и я забывала обо всем остальном.
Так один раз даже чуть не оттяпала себе кусок пальца, когда работала с родицитом – резец сорвался, не оставив следа на камне, но поранив палец.
– Держи, – Йеннер кинул мне уже потертый справочник.