Чужая здесь, не своя там. Дилогия

Гиппиус Рина

– Как долго продлится период вашего принятия ситуации.

Оставшийся путь мы провели в молчании, прерываемого лишь сонным сопением Данфера.

***

Разумеется, все мои мысли перед сном были о Стейнире. Я совершенно не знала как реагировать на его заявление, именно поэтому и предпочла промолчать. Тут поразмышлять надо, и не один день возможно. Впрочем, этого же он и добивался – предоставил время на раздумья, но как он это сделал… Просто поставил перед фактом! И понятное дело, думать о нем я буду теперь значительно чаще, чем раньше.

Интересно, а что он сам делал у храма Оттара, раз меня там видел? Неужели у него кто-то умер? Не мог же он просто следить за мной – я не настолько самоуверенна или мнительна, чтобы такое вообразить. Да и не похож Стейнир на человека, который будет этим заниматься. Впрочем, а что я про него знаю?

А ведь я его не то, чтобы обманула, скорее сказала лишь часть правды: в храм я приходила не из-за Рини. Конечно, за нее попросить я не забыла, но основная цель была другой.

Для владельца самого большого поголовья скакунов эд Астел слишком много ходил пешком. Или мне так казалось, потому как я неприлично часто и совершенно случайно (так меня он уверял) встречала его по пути куда-нибудь. И, разумеется, он пользовался таким случаем – навязывался в провожатые. Кстати, делал он это также же категорично, что отказать ему – с моей стороны такой поступок казался бы слишком невежливым и грубым, тем более что причины для отказа я исчерпала еще в первые пару встреч. Я не обольщалась по поводу этого внимания – к сожалению, а может и к счастью, жизнь приучила меня искать в чужих поступках двойные мотивы.

На пару дней пришла оттепель, растопив немного снега для того, чтобы потом присыпать застывший лед новыми белыми хлопьями. Дорожки-то расчистили и посыпали песком, но вот коварные скользкие участки кое-где остались. Вот на один из таких я и попала. Я сняла перчатку, чтобы поправить внезапно расстегнувшуюся пуговицу на полушубке, и подскользнулась. Сердце екнуло, в голове уже пронеслось: “Сейчас упаду и даже слой одежды не поможет смягчить падение!”, как меня ухватили за руку и помогли удержать равновесие. Это и был Астел. А еще, своей ладонью, тоже оказавшейся почему-то без перчатки, он ненароком коснулся и моей руки.

У меня иногда даже возникали мысли, что боги словно специально устраивали вот такие встречи и ненамеренные, вроде бы, касания. Ведь раньше, до того как открылся этот страшный дар, я не могла вспомнить, чтобы посторонние люди так часто прикасались ко мне. А теперь, словно нарочно, минимум раз в месяц происходили видения.

В это раз я смогла отделаться от Астела: сказала, что мне надо в магазин готовой одежды. Он обаятельно улыбнулся и попрощался со мной, впрочем, не скрыв своего разочарования. Правда, мне вновь показалось, что разочарование были каким-то злым. Он завернул за угол, и на этом его путь прервался – с ближайшего дома сорвалась огромная сосулька.

Кровь на снегу – такая контрастная картинка стояла у меня перед глазами. Ярко-алые капли быстро впитывались в свежий снег.

– Все хорошо? – участливо поинтересовался мужчина, внимательно глядя на меня.

– Да, спасибо. Все в порядке. Просто еще и голова закружилась, – тихо ответила я, попытавшись отодвинуться от эда Астела.

Он не позволил, лишь перестал прижимать к себе слишком сильно – еще чуть-чуть и это было бы уже непристойно.

– Тогда позвольте я вас провожу. А то вдруг еще раз подскользнетесь, – тут же нашелся конезаводчик.

В этот раз отнекиваться я не стала. Положила руку на его локоть, тем более опора мне и впрямь была нужна – ноги все еще дрожали после увиденного, и повела его совсем в другую сторону.

От мыслей про то случай я вновь вернулась к Стейниру. А что если попробовать? Решиться? Но что я смогу дать этому мужчине? И каковы у него намерения? Если действительно серьезные, то… Тут пока все очень плохо: я ни на шаг не сдвинулась в своих поисках решениях проблемы. А если намерения несерьезные, то я слишком уважаю себя, чтоб позволить такое. Впрочем, сейчас я лишь ищу отговорки, потому как ни на что согласиться не могу.

Наверно, Маршез теперь ждет от меня ответного шага, но я его не сделаю. Причин много, но основная: я банально трушу. Страшно и от этого горько.

Вот только засыпала я все равно с улыбкой на губах: он ведь сказал, что не отступится. Вдруг, как у мужчины, у него найдется больше смелости и решительности, чем у меня – глупой и слабой женщины?

***

Солнце ярко светило и отражалось тысячью искрами от снега так сильно, что глаза слезились. Хотя повод расплакаться и так был, но я держалась ради Данфера. Если не стерплю, не пересилю себя, ему будет еще хуже, поэтому я сжимала губы и глубоко дышала, пытаясь не выпустить эмоции наружу.

Почти все близкие Уотиненов и без того прибыли к ним на праздники, а теперь доехало не так много людей.

Полковник стоял у гроба любимой жены и опирался на трость. Серое лицо, с морщинами, которые словно стали глубже, было настолько скорбным, что, глядя на него, я никак не могла сглотнуть комок в горле.

А погода совсем не вписывалась в траурные настроения: яркое солнце, некрепкий мороз, который не переходил все же в оттепель. Мягкая зимняя погода, при которой так приятно гулять.

Мы с Даником приблизились к гробу.

Эдель Брита улыбалась. Теплая улыбка скрадывала у нее несколько лет – – она выглядела моложе и как будто счастливее. Может быть потому, что отмучилась?

Эдел Нелнас увидел нас. Его тусклый взгляд на миг словно подсветился, но тут же погас.

– Она не отправила письмо, – тихо произнес он, прижимая меня к себе.

Я уткнулась ему в плечо и все еще сдерживала слезы, а вот Даник обнимал меня за талию и тихонько всхлипывал.

– Какое?

– Тому целителю, что обещал попробовать ей помочь. Я нашел послание у ее почтовика.

Никто из нас не задал вслух вопрос почему она так и не отправила. Это был ее выбор, пусть и тяжелый для нас всех, но, видимо, самый легкий для нее. Судить ли эдель Бриту за это?.. Вот уж вряд ли. Хотя, видя тоскливый взгляд ее супруга, и могли возникнуть такие мысли.

Во время поминального обеда, скромного, как и положено, стояла все та же скорбная тишина. Обычно в таких случаях вспоминают все самое хорошее об усопшем, но сейчас почему-то это казалось каким-то лицемерным, пустым. Ведь получается, что нужно так говорить только потому, что она умерла. Вот только все и так знали, что эдель Брита была хорошим человек, достойным, замечательным. А говорит о том, что ее больше нет – – тяжело. Все еще не верилось, казалось – – она просто уехала и скоро вернется.