Чужая жена
Шрифт:
Сперва медленно, затем все набирая скорость, самолет покатился по взлетной полосе. Африканцы кричали и махали руками на прощание, но Мара стояла неподвижно и молча. Обжигающая боль расползалась по ее венам, следуя за плавной траекторией движения самолета. Мара наблюдала за тем, как он вздымается все выше и выше, пока вновь не стал лишь темной птицей на фоне яркого неба.
Она проследила взглядом за тем, как самолет описывает дугу над равнинами, приближаясь к горизонту. Мара слышала, как остальные расходятся по своим делам — хаус-бои трещали о чем-то своем, время от времени их звонкие голоса перекрывали низкие мужские. Но Мара продолжала стоять без движения, словно
Наконец самолет превратился в едва заметную точку, а затем и вовсе исчез за горизонтом.
— Они уехали.
До нее донесся голос, звучный и бархатистый, послышались шаги и шелест одежды. Она вдохнула едва уловимый аромат ладана.
Менелик стал напротив нее, худой, неестественно прямой на фоне яркого неба. Ветер развевал его белую робу, а лучи солнца играли на коптском крестике, висевшем на шнурке у него на груди.
Старик пристально и твердо вгляделся ей в лицо. Их глаза встретились, и Мара ощутила, как энергия его личности окутывает ее, пробиваясь сквозь пелену боли. На миг ей показалось, что Менелик знает о ней все. Словно пророк, он был наделен способностью видеть то, что оставалось скрытым для остальных. Он знал, что она сейчас чувствовала. Волна облегчения захлестнула ее. Глаза наполнились слезами, которые, перелившись через край, заструились по щекам.
Менелик не двинулся с места. Он не стал расспрашивать ее или утешать. Он просто стоял и наблюдал, как она плачет. От него исходило спокойствие, и постепенно Мара почувствовала, как оно окутывает ее, принося целебное утешение.
Наконец, когда поток слез превратился в едва заметный ручеек, старик кивнул в сторону приюта.
— Пришло время идти, — позвал он.
Взгляд его был мягким, но голос прозвучал твердо. Он направился к дорожке, через каждые несколько шагов оглядываясь через плечо на Мару, чтобы удостовериться, что она идет следом.
Подтянув ремешок винтовки на плечо, она пошла за ним, приноравливаясь к его скорости, ступая за его уверенными шагами по обожженной солнцем земле.
Они шли молча. Тишину нарушал лишь звук их шагов и крики водоплавающих птиц. Вскоре они дошли до того места, где тропинка вилась между деревьями. Менелик повернулся в который раз и посмотрел на Мару. Сейчас на губах его играла улыбка. Когда он заговорил, голос его прозвучал громко и отчетливо:
— Кешьо ни сику ньингине, — промолвил он.
Завтра будет новый день.
17
Мара стояла у котлована будущего бассейна, наблюдая за работой оставленных Карлтоном строителей, которые добросовестно махали лопатами, отбрасывая красную землю. Сняв рубахи, они трудились не жалея сил, и солнечные блики играли на их потных плечах. Земляные работы уже подходили к концу: котлован приобрел форму, гладкие стены опускались почти отвесно, утлы были выпрямлены. На очереди была заливка бетона. Мара попыталась было представить себе конечный результат в виде выкрашенного голубым, залитого до краев бассейна, в котором плещется голубая вода, но он показался ей столь нереальным, словно был частью сновидения: вот-вот проснешься — и нет ничего. Мара отвернулась от рабочих; взгляд ее упал на участок у самого приюта — повсюду были видны приметы начинающейся новой эры. За каких-то десять дней после отъезда съемочной группы из местных материалов умельцы соорудили ряд столов и скамеек и пристроили дополнительные кабинки и душевые. На дальней стороне компаунда виднелась крыша нового курятника. С обратной стороны главного корпуса доносился стук молотков — там возводилась обзорная терраса. Кипела работа и у хаус-боев — с помощью вновь нанятых работников они наводили порядок в рондавелях в ожидании гостей, которых сманил из туристической группы сам Карлтон. Они должны были приехать совсем скоро.
Джон тоже.
Сегодня с утра Кефа уже получил сообщение по только что возобновленной радиосвязи. Бвана находился в Кисаки, откуда, по словам Кефы, он ехал домой через Селус. Свой «лендровер» он намеревался оставить в Кикуйю на ремонт. А посему его жене надлежит встретить его в гостинице в Кикуйю. Завтра в одиннадцать.
Мысленно представив себе возвращение мужа, Мара испытала приступ паники. Хотелось думать о том, как он удивится и обрадуется при виде грандиозных преобразований в старом приюте. Как он с облегчением вздохнет, когда узнает, что у приюта есть будущее. Но даже пытаясь воображать самые радужные варианты встречи, она ощущала себя так, будто ступает на зыбкую почву, где один-единственный неверный ответ на бесконечный поток вопросов мог лишить опоры и затянуть на дно.
Как ей смотреть в глаза Джону? Но даже если делать вид, что ничего не произошло, неужели Джон не поймет, не почувствует, что что-то не так? Рано или поздно это произойдет, и объясниться все равно придется. Но что она скажет? Что полюбила другого? Что они целовались и она держала его в своих объятиях? Но ведь правда была куда сложнее. Они с Питером занимались любовью, играли ее перед камерой. Никто из них ни на что большее и не рассчитывал. Любой их шаг был продиктован благими намерениями: помочь Леонарду и Карлтону спасти фильм, «прикрыть» несчастную Лилиан, возродить Рейнор-Лодж. Нет, ничего дурного они не делали.
И все же… Все же что-то между ними было: что-то глубоко потаенное и, вместе с тем, такое, что было сильнее каждого из них. Ауру того, что было, Мара ощущала до сих пор так, как ощущают тепло солнца. Женщина сделала шаг назад и оперлась спиной на голый ствол джакаранды. Сквозь невесомую бахрому листвы Мара, прищурившись, вновь увидела перед собой лицо Питера. Такие близкие и родные черты. Прядь волос, упавшая на лоб. Голубые с прозеленью глаза.
Губы, шепчущие слова, что навеки отпечатались в ее сердце.
Вы прекрасны. Я люблю вас. И ничего не могу с собой поделать. Я люблю.
Мара обхватила себя руками за плечи, вспоминая их неловкое прощание под рев моторов, уносящих вдаль прощальные слова, и последнее, оборванное на взлете прикосновение на колючем ветру.
Она закрыла глаза. Питер, наверное, уже дома вместе с детьми. И Полой. Их семейная идиллия стала разворачиваться перед внутренним взором Мары настолько отчетливо, что она ощутила привкус горечи и поспешила отогнать видение. Жизнь Питера не должна ее интересовать. Так или иначе, больше они не увидятся. История, которая случилась с ними, закончена. Ее собственное будущее было здесь, в Рейнор-Лодж, вместе с Джоном.
Мара сокрушенно покачала головой, пытаясь избавиться от переполнявших ее душу тревожных видений и терзаний, не приносивших ничего, кроме смятения чувств и сумятицы в мыслях. Она чувствовала себя смертельно уставшей и не отказалась бы отправиться спать прямо сейчас, несмотря на то что был полдень.
Погруженная в свои мысли, Мара не сразу услышала приближающиеся шаги. Она выпрямилась, как только перед ее носом возник Кефа. Тот улыбнулся и махнул руками в сторону столовой:
— Менелик подал ваш кофе. На столе я положил журнал предварительных заказов.