Чужая женщина
Шрифт:
– Что случилось, Зоря?
– Привет, - попыталась улыбнуться, но вышло криво, - а я…я к Чертику пришла.
– Чертик спит, ты его чуть не разбудила.
Она придерживает дверь и войти не приглашает, а моя боль смелая стала, борзая. Она больше не хотела сидеть во мне. Ее рвало наружу из меня. Крушить и ломать тех, кто ее причиняет.
– Ну я бы подождала, пока проснется. Впустишь?
– Нет!
Отрезала Лера, и ее взгляд стал металлическим.
– Подожди выйдем.
– Я зайду
Она вдруг оглянулась назад, и в ее глазах появился испуг.
– Не зайдешь. Я не одна. Пошли вниз.
Она стянула с вешалки за дверью плащ, накинула сверху на халат и потащила меня к лифту.
– Что с тобой, Лера?
– Ты пьяная, ты вообще не в адеквате. Ребенку не надо вот это все видеть.
– Что это?
– Вот эту твою пьяную любовь, Зоря. Что-то ее вдруг стало слишком много.
Ударила в самое сердце, пока не сильно, а боль сжалась и запульсировала.
– Он ведь мой сын.
– Ни хрена. Он МОЙ сын. Ясно тебе? Мой. Я не спала ночами, я вставала к нему, когда он болел. Я его любила двадцать четыре часа в сутки. А ты его бросила, чтобы выйти замуж за своего олигарха, чтоб в золоте купаться и танцевать. Ты порхать хотела. Вот и порхай.
Я задохнулась, и моя боль обмоталась удавкой мне вокруг горла.
– Тыыы! Как ты можешь так? Ты ведь знаешь…я ради отца. Меня заставили!
– Я бы Чертенка не бросила, даже если б настал апокалипсис, а ты смогла, значит, он не нужен тебе был. Уходи, Зоря. Не ходи к нам, пока не успокоишься.
– Ты меня гонишь?
Не верю, что слышу это от нее.
– Да! Пора нам поговорить с тобой. То, что нас родили одни родители, не значит, что я тебе чем-то обязана, ясно? Не значит, что ты придешь ко мне в дом, когда вздумается, и попытаешься забрать моего ребенка!
Я вздрагивала от каждого ее слова, словно от ударов в солнечное сплетение.
– Моего ребенка, - эхом повторила и сама себя почти не услышала.
– И деньги мне твои не нужны больше. Можешь не переводить мне. Я и так справляюсь. Не приближайся к Тимке. Ясно? Не мать ты ему! И мне сестрой быть перестанешь, если продолжишь давить на нас!
Каждое ее слово ударом в грудь такой силы, что я две ладони прижала и вдохнуть не могу, и выдохнуть. А она в подъезд зашла и перед моим носом дверь захлопнула.
И отсюда вышвырнули. Стало вдруг так холодно. Я пошла к машине за руль сесть уже не решилась. Села на лавку вместе с бутылкой, отпила водки с самого горлышка. Боль не стихала, становилась все яростней и страшнее. Я набрала маму. Она ответила таким же металлическим голосом, как и у Леры.
– Мам…можно я к вам приеду?
– Что такое? С Денисом поругалась?
– Нет…просто к вам захотелось. Денис в отъезде.
– У тебя свой дом есть. Ночевать дома надо. Вдруг муж вернется, а тебя
– Не буду. Зачем вам жаловаться, если вы сами меня этому монстру отдали чтоб жить хорошо и дачу себе отгрохать, как у царей.
– Ты не в себе?!
– Нет. Я сейчас как раз в себе. Вы…вы меня продали ему. Вы мне жизнь разрушили.
– Неблагодарная дрянь! Я твою жизнь из осколков собрала и конфетку сделала из нее. Ты молиться на меня должна.
– А под оберткой конфетки гниль кровавая. Ты сына у меня отняла, душу, тело. Ты не мать…ты такое же чудовище. Мне страшно называть тебя матерью!
– Ты что пьяная, Зорь?
– Чудовищаааа. Вокруг меня одни чудовищааа.
– Ты не дома? Где Денис?
– Не знаююю. Если бы он сдох, мне было бы плевать, где это произойдет и где разложится его тело. Я вас всех ненавижу!
Трубку забрал отец.
– Ты где? Я приеду заберу.
А теперь они приедут заберут. Конечно. Ведь Денис может разозлиться. Я выключила сотовый и откинулась на спинку лавки, подставляя лицо каплям дождя.
– Ты допивать будешь?
Отрицательно качнула головой и протянула бутылку женщине в черном платке. Она взяла из моих рук бутылку, я думала, выпьет, но женщина вылила содержимое, а бутылку в пакет положила.
– Ты бы шла домой. Нечего сидеть тут и беду ждать. Кто сам неприятности ищет, обязательно находит.
И мне вдруг смешно стало. Неприятности?
– Ты что здесь на лавке для алкашей потеряла? Молодая, красивая. Вызывай такси и уезжай.
– Жизнь потеряла. Вы не видели, нигде не валялась? Грязная такая, черная, с пуантами?
Женщина усмехнулась уголком рта с тонкими обветренными губами.
– А зачем тебе такая? Я вот белую ищу, чистую, с запахом свежевыпеченного хлеба, не видела?
Я тоже усмехнулась…
– Может, они с моей ушли?
Женщина отрицательно покачала головой.
– Нет. Твоей и моей точно не по пути. От моей уже ничего не осталось, по ней погост слезами обливается, а твою еще отмыть можно. За счастье держаться надо, а не отпускать от себя. Ты свою жизнь не теряла. Ты ее каждый раз сама выбрасываешь. Хочешь про будущее скажу твое?
Вдруг за руку меня взяла, ладонью вверх повернула. Я быстро закивала.
– Денег дай, и все скажу.
Я в кошельке порылась. Но там налички не оказалось, одни кредитки. Сняла серьги золотые с бриллиантами в виде сердца и отдала ей.
Женщина мне в ладонь посмотрела и назад отпрянула. Руку мою бросила.
– И правда, грязная. Но не ты ее пачкала…а смерти много вокруг тебя.
Я словно вмиг протрезвела, даже в голове пульсация стихла.
– Чьей смерти? Где смерть?