Чужбина не встречает коврижками
Шрифт:
– Что вы себе позволяете? – визжала она.
– ?.. – бессмысленно моргал глазами я, толком ничего не понимая, словно бербер, оказавшийся вдруг в заполярной Чукотке.
– Вам плохо здесь живётся? Хотите оказаться на улице?
– Может вы мне всё-таки объясните, наконец, в чём дело?
– Почему вы вымогали деньги у Гаузена? – гневно выдохнула Шепокляк.
– Зоя Степановна, вы понимаете, что говорите? Как я могу у него вымогать деньги? Просто я показал ему что ещё нужно отремонтировать в этой комнате и объяснил какие для того необходимы
– Надо же! Вот так смотрите и врёте бессовестно мне в глаза. Да как он может с вами согласиться, когда подобные вопросы решаю только я?
– Я по-вашему говорю неправду?
– Неужели вы думаете, что я поверю вам, а не Гаузену?
– Ну, давайте его позовём и разберёмся, – предложил я альтернативный вариант для разрешения создавшейся ситуации.
– Ах, вы ещё будете здесь права качать? – негодовала вредная старушенция. – Вот какими вас воспитала ваша советская власть. Я всегда знала какие они лживые все эти коммунисты.
– Зоя Степановна, причём здесь коммунисты? Мы о ремонте комнаты речь ведём.
– …а что, землю крестьянам в России ещё не отдали? – не слушая меня, продолжала своё Фельдфебельша. – Ведь как Ленин обещал! Так вот ваша народная власть вас же и морит голодом.
– Эх! Ваша правда, Зоя Степановна. Всё нищенствует наш народ, – тяжко вздохнул я с беззащитностью новорождённого оленёнка, только что исторгнутого из материнского чрева и тут же оказавшегося пред алчущей пастью голодного хищника.
– Это же просто уму непостижимо! Такая огромная страна, с непочатыми природными ресурсами – и нищая. Какие необъятные территории бесхозно пропадают. А люди голодные. Да раздай всем свободные земли и пусть устраиваются граждане на них. Народ станет на своих участках производить себе продукты для пропитания, а появившиеся излишки смогут выменивать на необходимые им промышленные товары или на те же деньги, чтоб покупать, что хотят. Если народ разбогатеет, то и государству прямая выгода от этого. Неужели не понимает ваша власть?
– Они нас не спрашивают. А вы говорите элементарные вещи, которыми, когда надо было, власть воспользовалась, дабы обрести поддержку масс. Теперь те, кто у власти, эти самые природные ресурсы растаскивают по собственным карманам, а людям даже жалкого клочка земли не дают в пользование. Так что, живущие после революции там простые люди больше всего пострадали и от коммунистов, и от последующих режимов. Но и тем, кто сумел вырваться из России, совсем не легко приходится на чужбине. Вы видите, как мы здесь беззащитны, – жалобно причитал я, делая тщетные попытки вышибить милосердную слезу из души у твердокаменной Фельдфебельши.
– Боже, и как ещё там народ до сих пор весь не вымер? – вопрошала у господа вредная старуха, а мне снисходительно бросила:
– Ладно. Я на этот раз прощаю вас. Но имейте в виду, больше не допущу, чтобы вы прыгали через мою голову. Соблюдайте правила субординации. Для ремонта уж потрудитесь на свои деньги купить материалы.
– Я ведь не нашёл ещё работу себе, и пока не на что покупать материалы. Как же мне жить в таких условиях?
– Ничего, поживёте. Вы привычны и не к таким условиям… – напоследок заключила злобная бабуся.
А я грустно задумался о тех условиях, в которых в течение жизни довелось пребывать:
Мы заплатили прошлому сполна –
ещё когда ходили в пионерах
и пусть сейчас иные времена, -
пусть не приковывают узников к галерам,
но избран сильными теперь иной подход, -
цивилизация клеймит нас изощрённей,
и выбивает почву мастерски из-под
наивных нас. И мир потусторонний
залогом стал грядущих перемен,
стал некой Меккой для поддержки духа:
мы получить надеемся взамен
земных страданий – райскую житуху,
обещанную всем на небеси.
Ссылаясь на непознанного бога,
уверовали в мистику, в связи
с чем и блаженны от звонка любого.
Шизофренией это всё грозит!
И рай для нас заказан в психбольнице.
Судьба ни есть какой-то там транзит
по сущему, и проще за границей
ещё раз попытать свою судьбу.
Клеймённый лоб и вырванные ноздри
не станут здесь причиною табу
на волю.
– И остались с носом монстры!
Леонид въезжал в ветхий особняк в среду, а перед тем с понедельника со своей женой Надеждой наводил порядок в выделенной им под жительство комнате. Я помогал новосёлам. Игорь Стратович, оказывается, был закадычным другом моего нового соседа и поэтому находился тут же. Лёня производил впечатление простецкого парня, работяги, обладал довольно скудным словарным запасом и часто разбавлял фразы забористой русской матерщиной. Сам он был невысок ростом, коренаст и неимоверно самоуверен, словно алхимик, разгадавший секрет философского камня. Однако, несмотря на простецкий вид, иногда на лице его проскальзывала хитрая хохлацкая ухмылка. Родом он был из Запорожья. Жена Надежда представляла собой болезненную хрупкую молодую особу, имела короткую спортивную стрижку, носила тесные юбки и короткие, оголявшие живот, футболки. Против мужиковатого супруга девица поистине выглядела принцессой.
Сосед сам завёл со мной разговор о работе. Татьяна уже его информировала в отношении меня. Мы сговорились о том, что когда определится объём работ, Леонид оповестит, и я должен буду приступить к обязанностям его помощника. Жалованье он мне положил самое мизерное, объяснив это тем, что, если обнаружит рабочая инспекция не имеющего права работать иностранца, – на него наложат крупный денежный штраф.
А ещё плакался он:
– У меня полный финансовый крах. Работы нет, а налоги душат. Я хотел подзаработать в Арике, проторчал там полгода, но лишь обзавёлся дополнительными долгами. Вот если дело пойдёт, и я раскручусь как следует, то со временем подниму тебе плату.