Чужбина не встречает коврижками
Шрифт:
Расстались мы в тот вечер очень поздно. Мне искренне жаль было несчастного старика. Вот как порой жестоко судьба обходится с людьми. А мы ещё стонем и плачемся над собственной участью. Куда нам до их страданий!..
Глава 10
Вскоре я ближе познакомился с Чикиным. Он являлся завсегдатаем «Эстрейи». Я тоже с некоторых пор стал регулярно посещать сей ресторан, чтоб там провести время со своими соотечественниками. Чикина звали Сергеем и был он этаким увальнем, ростом под два метра и весом в сто пятнадцать килограммов. Его одутловатое лицо, обрамлённое неопрятной криво стриженой бородёнкой,
Чикин был хроническим пролетарием: постоянно пролетал, ничего не имел своего за душой и у всех просил денег взаймы. Долги отдавать не спешил и об этом все знали, поэтому никогда денег ему не давали. Но Сережа нашёл из этого оптимальный выход: он подвизался в церкви знакомиться с вновь прибывшими, охмурял им мозги россказнями о своей значимости в русской колонии. Это ему помогало разводить новичков на деньги. Но обо всём этом я узнал гораздо позже, а в настоящий момент просто общался с новыми друзьями. Мы азартно резались в подкидного дурака, разговаривали и потягивали дешёвое чилийское пойло.
– Давайте, мужики, скинемся ещё по «зелёной», – предложил Юрий, как заправский виночерпий, разливая по стаканам рубиновые остатки.
Все принялись шарить по карманам, зашуршали купюрами, на столе образовалась бумажная кучка. Василий Иваныч исполнял роль казначея: пересчитывал сбор и отправлялся в бар закупить следующую партию напитков, от себя добавляя сколько было нужно.
– А ты что, Чикин, опять хочешь проехать на халяву? – возмутился наш казначей.
– У меня сегодня нет денег, – галантно расшаркался Серёга, пытаясь казаться в доску свойским парнем. – Я на мели.
– Тем не менее, пить ты будешь больше других, – вскипел старик.
– Если не будете мне наливать, я просто посижу здесь с вами, поиграю в карты, – невозмутимо заявил Чикин.
– Ну, да! И как это будет выглядеть – я буду всем наливать, а тебя обносить? Так в русской компании не бывает.
– А вы не обращайте на меня внимания, пейте сами.
– Ох, ты и крохобор, Серёжа, – вконец разозлился Василий Иваныч, – Как тебе не совестно перед товарищами?
– Слушай, Василий Иваныч, ты выбирай выражения, а то за такое не посмотрю, что ты старик – смажу по морде.
– Смотри какой наглец – на старика руку поднимать… – ещё больше разъярился аксакал.
– Ну, это уже слишком! – вмешался Юрий. – В принципе, Василий Иваныч тебе правильно говорит. Что ты тут ломаешь комедию? Не хочешь сбрасываться – уходи. А старика мы в обиду не дадим.
– Пусть он извинится, – не унимался распоясавшийся наглец.
– Да пошёл ты… – отрубил Юра. – Извиняться ты должен.
– Ты-то что выступаешь больше всех? Руки не терпится почесать, боксёр? Смотри, я тебе их повыдёргиваю, – стал подниматься верзила во весь свой огромный рост. На фоне громадного Чикина Юра казался просто мальчиком. Перепалка перешла допустимые границы и приняла опасный оборот. Вот-вот половодье перехлёстывающих амбиций грозило снести сдерживающую плотину объективной пристойности.
– Вы что, мужики, охренели? – встал я между повздорившими. – Вон уже бармен косится в нашу сторону. Давайте, успокаивайтесь!
– Да я ему башку оторву, – быковал великан.
– Я за такого, как ты, козла уже отсидел однажды, – металлическим голосом отчеканил побледневший до стадии каррарского мрамора Юрий. – Сяду ещё раз, но найду способ, как тебя поставить на место. Всё! Я больше с тобой за одним столом сидеть не желаю. Тут и другие оторвались от карт и тоже потребовали, чтобы Сергей уходил – нечего затевать бучу из-за того, что не хочешь платить за выпивку. Все осуждали Чикина и ему пришлось покинуть компанию. Но перед уходом он пригрозил:
– Тебе, боксёр, я ещё припомню этот базар.
– Иди, иди. А будешь дёргаться, я не посмотрю на твои габариты – проткну тебе кишку.
– Да я тебя…бля… – угрожающе стал возвращаться Серёжа к столу.
Все мы повскакивали с мест. Явно должна была начаться драка. Конец её всегда непредсказуем, ибо мы находились в чужой стране. Визы у многих давно были просрочены и нам не улыбалось попасть в полицию, там разговор короткий: наденут наручники и под конвоем депортируют насильно в родное отечество, и тогда с запятнанной анкетой уже никогда не сможешь покинуть пределы своей страны. Вот так из-за банальной глупости можно лишиться открывшихся перспектив. Всё это мгновенно промелькнуло в моём мозгу.
– Давайте расходиться, – решительно предложил я. – Мы уже достаточно перебрали – на сегодня хватит. Лично я не хочу иметь дело с карабинерами.
– А что? Я нормально себя чувствую, – невозмутимо заявил зачинщик скандала, – могу пить ещё. Это у боксёра крышу сорвало.
– Знаешь, Чикин, кто ты есть? Ты – отхожее место! – разъярившись вконец, выдохнул Юра. – В другом месте таких, как ты, на парашу сажают. Если будешь выкобениваться и дальше, я тебя поставлю на понятия. Понял, мразь?
Во взгляде хама наступила разительная перемена. Налившиеся было кровью глаза стали блёкнуть и приобретать обычный свой рыбий вид. Чикин вдруг понял, что это не тот случай, когда можно запугать своей несоразмерной массой. Он откровенно струсил и, бормоча что-то себе под нос, наконец, позорно покинул зал.
Мы посидели ещё немного, без настроения допили оставшееся вино и разошлись. День был окончательно испорчен.
Так случилось, что из кабака я пошёл домой вместе с Сашей Гореловым. Он оставил свой автомобиль возле церкви, а я там жил. Саша стал интересоваться тем, как я устроился. Пришлось пригласить его в гости. Мне всё равно вечером было нечего делать, и я обычно скучал в одиночестве. Долгушины выдали мне во временное пользование маленький чёрно-белый телевизор – это и был мой главный собеседник.
– Влад, а ты неплохо устроился, – сказал Саша, оглядев моё скромное жилище. – Когда я десять лет назад приехал в Чили, чувствовал себя сиротой – здесь наших совсем не было.
– Как не было? А Зоя Степановна, Гаузен и много других русских давно живут здесь? – удивился я.
– Да какие они наши? – гомерически рассмеялся Саша. – Это отщепенцы, они в своё время предали собственный народ – служили немцам, а потом бежали со своими хозяевами подальше от заслуженной кары. Они наших люто ненавидят и всех считают коммунистами. Но, по правде сказать, в них затаилась озлобленность на нас из-за того, что мы не продавали свой народ – просто волею обстоятельств случайно оказались в чужой стране.