Чужбина не встречает коврижками
Шрифт:
Моя же комната была в столь запущенном состоянии, что от первого впечатления буквально отвисла челюсть. Там были выбиты стёкла, отсутствовала дверь, штукатурка во многих местах обвалилась, краска отстала от стен и свисала, закручиваясь спиралью. Потолок был испещрён сетью трещин. Неровный бетонный пол оказался волнистым и в выступающих бугорках неизвестного происхождения. Насмешкой к столь печальному интерьеру казалась приклеенная скотчем к стене цветная картинка изумительного неаполитанского пейзажа с видом на море. Посреди комнаты валялись горы хлама, поверх одной из которых красовалась огромная дохлая крыса.
– О – о – о! – жалобно простонал я.
Шепокляк тут же уловила мой эмоциональный
– А что вы сюда приехали, на всё готовенькое, да? Дома надо было сидеть. И, вообще, вы думали, когда сюда ехали?
– Да, представьте себе, я два года думал, прежде чем решился на этот отчаянный шаг и… – попытался я защититься.
– Что вы мне грубите? – завизжала старуха. – Вас тут облагодетельствовали, а вы ведёте себя по-хамски. Едут тут к нам чёрте кто, прости меня, Господи.
И, уже обращаясь снова ко мне, прошипела:
– А вы лучше бы убирались к себе назад.
– Я на последние средства приехал сюда и мне не на что вернуться назад даже если и захочу, – униженно пробубнил я.
– Вы надеетесь, что здесь вам кто-нибудь поможет? Не будет этого никогда, – неприязненно визжала карга. – В последнее время столько вас приезжает. И чего вам не живётся в своей советской России? Достроились до своего Коммунизма и что теперь? Каковы ваши результаты? Чего добились? Просите помощи у нас.
– Я никогда не был коммунистом и не разделял их идей… – позорно скиснув, жалобно промямлил я.
– Что вы не даёте мне слова сказать? – истерично взвилась старуха. – Вот оно ваше коммунистическое воспитание. Ох, как опустилась бедная Россия. Скатилась – дальше некуда.
Она долго ещё с остервенением леопарда, терзающего поверженную жертву, изголялась надо мной в том же духе. А я крепко уяснил для себя то, что мне здесь уготована роль бессловесной жертвы и, единственно, остаётся только терпеть. Свирепая хозяйка, вдоволь насытившись расправой, только после этого выдала мне какой-то ржавый ключ и сказала, чтобы дверь от комнаты я сам потрудился поискать: она, должно быть, валяется где-то здесь.
Изобразив на лице виноватую улыбку, я мстительно затаил про себя:
– Эта старая стерва просто издевается надо мной. Но ничего, даст бог, будет и на нашей улице праздник.
Я испытывал к ней симпатию, как к отвратительной земляной жабе, но вслух пролепетал елейно:
– Огромное спасибо, Зоя Степановна. Я вам столько доставляю беспокойства. Вы уж извините, я совсем не знаю здешних порядков. Но буду стараться, честное слово…
– Все вы тут прикидываетесь овечками, а потом творите такие безобразия. В общем, так! Платить каждый месяц за свет и воду будете мне. Газ покупайте сами, – несколько успокоившимся тоном объясняла дальше старая ведьма. – Домой возвращаться должны не позднее двадцати двух часов.
– Но позвольте! – опять встрепенулся я, почувствовав себя ущемлённым в правах. – Батюшка сказал, что первые два месяца я не буду ничего платить. Мне дают возможность за это время решить проблему с трудоустройством.
Лучше бы я родился немым… Как её передёрнуло!
– Запомните раз и навсегда! – отрезала Фельдфебельша. – Здесь командую я. Батюшка распоряжается пусть там, у себя на горе. Я в его дела не суюсь. Он сюда приезжает только исполнять службы, вот пусть и занимается своими обязанностями. Нашёлся тут мне хозяин! А вы имейте в виду: если я ещё раз услышу что-нибудь подобное – вышвырну вон.
Долго ещё, кочевряжась, визжа и брызжа слюной, комендантша воспитывала меня. Я же с позорно поникшей головой терпеливо внимал всю её словесную тираду. Наконец, умаявшись, ведьма прекратила меня терзать и с гордым видом победителя удалилась восвояси. Я же понял, что юдоль страданий не ограничилась для меня пределами России.
Оставшись один, я потерянно предался унынию:
– Кругом грязь, кучи мусора. С чего начинать? Где взять лопату, веник и прочее?..
Безысходность, хоть плачь, обуяла сознание. Состояние самоубийцы, суицидом решившего свести счёты с жизнью, охватило меня. Помощи ждать было неоткуда.
Но тут мои горькие мысли неожиданно прервали. На пороге жилища появилась знакомая уже крашеная блондинка с молодым мужчиной. Мужчина был в обтягивающем спортивном костюме фирмы «Адидас», что невыгодно выставляло его безобразную фигуру с непропорционально широким задом, а брюшко несуразно топорщилось, словно под штанами он спрятал подушку. Лицо неприятного субъекта было невыразительно и отдавало слащавой приторностью. Такие люди улыбаются, когда это нужно, а не когда им этого хочется. Примерно так улыбаются гробовщики. Мы наскоро познакомились. Он оказался мужем Ирины Николаем Долгушиным. Как выяснилось, это Зоя Степановна дала им указание разобраться со мной и выяснить что нужно для производства ремонта в аварийной комнате.
Осчастливленный столь тёплой заботой, я несколько ожил:
– Лопату бы мне какую… да веник ещё неплохо бы…
Николай бабьим голосом пропищал:
– Пошли с нами на склад – там поищем всё необходимое.
Мне выдали шанцевый инструмент, пластиковые мешки для сбора мусора и ещё постель: старый поролоновый матрац, потёртое одеяло и пару застиранных простыней. Кровать посоветовали подобрать, порывшись в других комнатах среди брошенного хлама. Там я нашёл ещё и ободранную старую тумбочку да допотопный стол с точёными тумбами-ножками, будто поражёнными слоновой болезнью. С напористостью муравья впрягся в работу: до ночи выгребал мусор, складывал его в пластиковые мешки и выносил за ворота. А утром мешки должна забрать мусороуборочная машина.
Как ни старался, сразу выгрести весь мусор не удалось и на ночлег пришлось устраиваться среди оставшегося хлама. Ночью просыпался от какой-то возни и писка – это кошки охотились на серых грызунов, в изобилии обитавших в заброшенном доме. Ночь прошла в тревожных кошмарах. Снился древний замок с привидениями да всякие вампиры.
В течение двух недель пришлось заниматься ремонтом своего жилища. Ежедневно навещали то Фельдфебельша, то Борис Гаузен, то Ирина с Николаем. Зоя Степановна, видимо, оценила моё усердие – стала любезно отвечать, когда я с ней здоровался. От скуки Долгушины приблизили меня к себе. Им самим не хватало общения и по вечерам они приглашали к себе на посиделки за чаем, посмотреть телевизор, поболтать. У них я и познакомился ближе с семейством Лацко: самой Любовью Александровной, старшей дочерью Татьяной и её супругом Сергеем, а также, младшей дочерью Ольгой и её мужем Игорем Стратовичем. Дочери были по нескольку лет замужем, но детей до сих пор не завели. Пристроены все были хорошо. Татьяна давала уроки русского языка на дому богатым чилийцам, интересующимся русской литературной классикой и пожелавшим знакомиться с ней на языке оригинала. Сергей работал инженером в чилийской авиакомпании «Ланчили» и очень хорошо зарабатывал. Жили Татьяна и Сергей вместе с Любовью Александровной в солидном собственном доме, подаренном отцом Вениамином. Младшая Ольга работала продавцом в большом ювелирном магазине. Муж Игорь Стратович держал ювелирную мастерскую на дому и промышлял золотом и драгоценностями. А жили Стратовичи со мной по соседству, в новом здании, среди его престарелых обитательниц. Так что, на жизнь им более чем хватало. Но мамаша Лацко была алчна и нацелена на гораздо большее. Она являлась главным координатором всех отношений семейного клана. Этакий дон Карлеоне в юбке.