Чуждое тепло
Шрифт:
– Он самый.
– Он погиб вместе с остальными. В огне. Я поленился тогда воскресить его, а сейчас, конечно, слишком поздно.
– Ты никогда не отличался благоразумием, милый Джерек.
Брови Джерека сошлись вместе.
– Я должен иметь ее, Лорд Джеггед. Я полагаю, что влюбился в нее. Точно – влюбился!
– О! Изощреннейшее притворство! Оно даст силы уму, сделает тебя изобретательным! Ты добьешься успеха! Ты отнимешь ее у Монгрова, даже если для этого придется перевернуть весь мир. Ты будешь питать наше любопытство. Заставишь трепетать. Ты завладеешь нашим вниманием на месяцы. На годы. Мы будем обсуждать твою победу
Зараженный энтузиазмом друга, Джерек встал и громко засмеялся.
– Я буду возлюбленным!
– Возлюбленным!
– Ничто не помешает мне!
– Ничто!
– Я завоюю мою любовь и буду счастлив, пока Вселенная не состарится, не остынет!
– И что бы там ни пророчил наш друг-пришелец, сейчас это лишь придаст игре особую остроту! – Лорд Джеггед потер свой белый, словно полотно, нос. – О, Джерек!
Ты познаешь искушение, исступление, изнеможение, искупление, избавление!
Джеггед, казалось, увлекся «иканьем» в этот вечер.
– Избранный, истовый, истинный, исконный, искомый!
Он был близок к опасным преувеличениям.
– Ты станешь идолом, мой дорогой. Твоя история прогремит в веках, или во всяком случае, в том, что от них останется! – и с этим возгласом он заключил в объятия своего друга, в то время как Джерек Карнелиан схватил веревку гудка и с силой дернул ее, заставив локомотив закричать, застонать и кинуться, пульсируя клубами пара, в теплую черную ночь.
– Любовь! – кричал Джерек.
– Любовь, – шептал Лорд Джеггед, снова целуя его.
– О, Джеггед! – Джерек отдался сладострастным объятиям Лорда.
– У нее должно быть имя! – воскликнул Джеггед, переворачиваясь на спину в широкой постели и делая глоток пива из бронзовой кружки, которую держал между указательным и большим пальцами левой руки. – Мы должны узнать его.
Он встал, прошел по гофрированному полу к окну и, откинув в сторону занавески, посмотрел наружу.
– Это закат или рассвет? Похоже на закат.
– Извините, – Джерек открыл глаза и дотронулся до кольца на правой руке, чтобы слегка подправить пейзаж.
– Намного лучше, – сказал Лорд Джеггед Канари, восхищаясь золотой зарей. – А это что за птицы? – он показал на черные силуэты, кружащиеся высоко в небе.
– Попугаи, – ответил Джерек. – Им положено питаться мясом бизонов.
– И что?
– Они не хотят. Я где-то допустил ошибку в копировании. Придется вернуть их в генобанк и начать все с нуля.
– Что, если мы навестим сейчас Монгрова? – предложил Лорд Джеггед, возвращаясь к изначальной теме.
– Он не примет меня.
– Но зато он примет меня. А ты будешь моим спутником. Я сделаю вид, что меня заинтересовал его питомник, и ты сможешь снова встретить предмет своей страсти.
– Я
– Конечно, моя любовь. Но почему нет? Это случается не так часто. Джерек Карнелиан, ты не должен отступать. Это доставит удовольствие слишком многим. – Джерек засмеялся.
– Лорд Джеггед, мне кажется, в этом есть какой-то иной мотив – ваш собственный. Может быть вы метите на мое место!
– Я? Что ты, право… Меня совсем не занимает этот период.
– И вы не заинтересованы в любви?
– Я заинтересован в твоей любви. Ты должен полюбить. Это сделает тебя совершенным, Джерек. Ты же родился из материнского лона! Остальные пришли в мир взрослыми, созданными или друзьями, или собой, не считая, конечно, бедного Вертера, но это совсем другая история. Но ты, Джерек, был рожден младенцем. И потому ты обязан полюбить. О, да! Это несомненно. С любым другим из нас это было бы нелепицей.
– Мне кажется, вы уже говорили, что это будет нелепо и для меня, – сказал Джерек тихо.
– Любовь всегда нелепа, Джерек, но это другое.
– Хорошо, – улыбнулся Джерек. – Я постараюсь сделать все возможное для вашего удовольствия, мой повелитель.
– Для нашего удовольствия, Джерек!
– Я должен обдумать…
Лорд Джеггед вдруг запел. Вибрирующая трель лилась из его горла. Это была мелодия изумительной гармонии, настолько сложная и неповторимая, что Карнелиан даже не смог уследить за ее переливами.
Джерек взглянул на своего друга с некоторой иронией. В какой-то миг ему показалось, что Лорд Джеггед намеренно прервал его. Но почему?
Он подумал: «Лорд Канари обладает таким умом и воображением, что мне следовало бы полюбить именно его, а не какую-то бродяжку во времени, которую я толком и не знаю».
Карнелиан стал подозревать, что Лорд Джеггед догадывается о его мыслях. Возможно, они не отличались безупречным вкусом. Не было ничего странного в том, чтобы полюбить серую странницу. В его веке все любили или, по крайней мере, могли убедить себя в подобном чувстве, что в сущности было тем же самым. Да, Лорд Джеггед проявил великодушие, не дав ему поставить себя в неловкое положение. Было бы пошло объявить о своей любви к Лорду Джеггеду, но, напротив, остроумно полюбить серую странницу во времени. «Хотя и в намеренной пошлости нет ничего особенного, как, впрочем, и в ненамеренной, – подумал Джерек, – взять хотя бы Герцога Квинского».
Он содрогнулся, вспомнив вечеринку.
– Бедный Герцог! Его журфикс был совершенно необходим. Лучше и не могло быть.
Лорд Джеггед отошел от окна и зашагал по гулкому полу.
– Могу я использовать это для костюма? – он жестом показал на чучело мамонта, занимающее целый угол комнаты.
– Конечно, – ответил Джерек. – Я никогда не был уверен, что оно соответствует периоду. Хорошо, что вы выбрали его.
Он с интересом наблюдал, как Лорд Джеггед разложил мамонта на составляющие его атомы, а затем из облака частиц состряпал себе свободное лилового цвета одеяние с высоким жестким воротником, какой он предпочитал, с огромными пышными рукавами, из которых выглядывали кончики его пальцев. Ноги его украшали серебряные туфли с длинными изогнутыми носами, а на платинового цвета волосах лежал обруч в виде живой сверкающей урановой ящерицы пятьдесят четвертого столетия.