Чуждое тепло
Шрифт:
Они приближались ко входу в замок, минуя узкие улицы с темными стенами и железными заборами, за которыми иногда мелькали смутные тени. Большая часть окружающего относилась к питомнику Монгрова.
– Он немало поработал над ним с тех пор, как я в последний раз был здесь, – отметил Джерек.
– Предоставь действовать мне, – сказал Лорд Джеггед. – Я оценю настроение Монгрова и испрошу, как бы ненароком, его позволения осмотреть питомник. Возможно, после ленча, если он предложит нам ленч.
– Я помню последний ленч здесь, – содрогнулся Джерек. – Турьянский навозный кит, приготовленный
– У тебя превосходная память.
– Такое не забудешь вовеки! Я всегда отдавал должное мастерству Монгрова. Он, как и я, дотошен в каждой мелочи.
– Вот почему между вами соперничество. Ведь, по сути дела, в вас больше сходства, чем различий!
Джерек засмеялся:
– Возможно, хотя, в отличие от Монгрова, я иду по пути самовыражения.
Они проехали под аркой и оказались в мощенном булыжником дворе. Локомотив остановился.
Дождь капал на камни. Вдалеке печально звенел колокол. Лорд Монгров, одетый в темно-зеленую накидку, уже ждал их, опустив на грудь огромный подбородок и не меняя мрачного взгляда на лице, кажущемся вырезанным из камня. Его чудовищная десятифутовая фигура не шелохнулась, пока они высаживались из воздушной машины под холодный дождь.
– Доброе утро, Монгров, – Лорд Джеггед Канари сделал один из своих знаменитых глубоких поклонов, а затем встал на цыпочки, чтобы сжать массивные руки гиганта, сложенные у того на животе.
– Джеггед, – сказал Монгров, – тут что-то неладно. Почему вы и этот негодник Джерек Карнелиан здесь? Какой заговор зреет? Какую дьявольскую уловку вы задумали, чтобы нарушить мой покой?
– О, перестаньте, Монгров… ваш покой – это последнее, что вы цените? – не смог удержаться от замечания Джерек.
Он стоял перед старым соперником в своем новом сером платье с соломенной шляпкой на каштановых кудрях, подбоченясь и ухмыляясь гиганту.
– Вы ищете отчаяния… восхитительного отчаяния. Это агония души, которую знали древние. Вы хотите открыть тайну того, что они называли «человеческим фактором», и воссоздать его во всей боли и ужасе. И все же вы никогда не открыли бы эту тайну, Монгров. Не потому ли вы держите этот огромный питомник с созданиями, собранными со всех мыслимых времен и пространств? Не надеетесь ли вы, что в своем несчастье они покажут вам путь от отчаяния к крайнему отчаянию, от меланхолии к глубокой меланхолии, от печали к невыразимой печали?
– Замолчи, – простонал Монгров. – Ты явился мучить меня! Ты не можешь здесь остаться! Уходи!
Он прикрыл свои чудовищные уши ладонями и закрыл большие печальные глаза.
– Я извиняюсь за Джерека, Монгров, – сказал Лорд Джеггед, – он надеялся доставить вам удовольствие.
Ответом Монгрова был продолжительный стон. Он повернулся, чтобы уйти в замок.
– Пожалуйста, Монгров, – сказал Джерек, – извините меня за бестактность. Я только хочу, чтобы у вас была передышка от этого ужаса, этого мрака, этой непереносимой депрессии.
Монгров снова повернулся к ним, чуточку просветлев.
– Ты понимаешь меня?
– Конечно. Я ощущаю лишь малую толику того, что чувствуете вы, – Джерек положил руку на грудь гиганта. – Я ощущаю гнетущую скорбь всего, что вас окружает.
– Да, – прошептал Монгров. Из его огромного правого глаза упала слеза. – Ты прав, Джерек, – слеза упала из левого глаза, – никто не понимает меня. Я – предмет насмешек. Они знают, что в этом огромном теле находится крошечное испуганное существо, неприспособленное и бездарное, умеющее только рыдать, стенать, вздыхать и созерцать трагедию жизни человеческой плоти до ее ужасного конца.
– Да, – сказал Джерек. – Да, Монгров.
Лорд Джеггед, стоявший теперь позади Монгрова, укрывшись в дверном проеме от дождя, кинул на Джерека взгляд, полный восхищения, присовокупив к нему еще один взгляд одобрения. Он кивнул бледной головой и улыбнулся, подмигнув Джереку белым веком бесцветного глаза.
Джерек восхищался усердием, с которым Монгров играл свою роль. «Когда я стану любовником, я буду играть свою роль столь же рьяно», – подумал он.
– Вот видите, – вставил Лорд Джеггед, – видите, Монгров, – Джерек понимает вас лучше, чем кто бы то ни было. В прошлом он сыграл с вами пару шуток, это правда, но он сделал это, лишь желая развеселить вас. Тогда он еще не понимал – ничто не облегчит страдания вашей измученной души.
– Да, – сказал Монгров. – Вы правы, Лорд Джеггед, – с этими словами он обнял Джерека своими огромными руками, отчего тот чуть не опрокинулся навзничь на брусчатку.
Джерек испугался за свой костюм, который уже изрядно намок, но этикет запрещал использовать в таких случаях любую форму силовой защиты. Он почувствовал, как осела его соломенная шляпа, а поглядев на блузку, обнаружил, что кружева ее потеряли свой безупречный вид.
– Прошу вас, – пригласил их Монгров. – Вы должны отобедать со мной. Я никогда не догадывался, Джерек, что ты такой чувствительный. Ведь ты прятал свою ранимую душу под грубым юмором, резкими насмешками и неуклюжими шутками.
Джерек находил свои шутки довольно тонкими, но в данный момент вспоминать об этом было неуместно. Поэтому он кивнул и улыбнулся.
Наконец, они зашли внутрь. Несмотря на сквозняки, дующие в коридорах, и завывания ветра на лестничных площадках; несмотря на тусклый свет и серые стены; несмотря на крыс, шныряющих под ногами, на бескровные лица живых мертвецов, заменяющих слуг; несмотря на паутину, запахи и мерзкие звуки, Джереку нравилось тут, и он бодро шагал рядом с Монгровом. Они преодолели несколько пролетов каменной лестницы и миновали лабиринт коридоров, пока, наконец, не прибыли в банкетный зал.
– А где Вертер де Гете? – спросил Лорд Джеггед, – я был уверен, что он уехал с вами прошлым вечером от Герцога Квинского.
– От Герцога Квинского? – массивные брови Монгрова нахмурились. – Да-да, Герцог Квинский. Вертер побыл здесь немного, но потом уехал. Он обещал мне показать какой-то новый кошмар, когда его закончит.
– Кошмар?
– Пьеса. Что-то вроде этого, я не знаю. Он сказал, что мне понравится.
– Великолепно!
– О, – вздохнул Монгров. – Тот космический путешественник. Как бы мне хотелось подольше поговорить с ним. Вы слышали его? «Конец», – сказал он. Мы обречены!