Чужие дети
Шрифт:
Мать плакала. По тому, как она рыдала, Бекки решила, что это продолжается уже долгое время.
— Мам?
Очень медленно Надин подняла голову и посмотрела вверх. Ее лицо было измученным и заплаканным.
— Я думала, ты заснула.
— Не могу. Мне так холодно…
— Холод — это так ужасно, верно? — сказала мать. — Я тоже никогда так не замерзала.
Она отогнула угол пледа и вытерла им свои глаза.
Бекки прошла дальше в помещение.
— Хочешь чаю?
— У нас нет молока, — ответила Надин. Она нашла бумажный платок и высморкалась.
— Ты можешь пить и
— Спасибо, — сказала Надин, которая сильно дрожала от плача.
Бекки прошла мимо нее и налила воды в чайник — совершенно непригодный, весь забитый внутри известью и поблекший снаружи. Одному богу известно, откуда он попал сюда. Бекки видела его впервые.
— Мне жаль, — сказала Надин.
Бекки ничего не ответила. Она склонилась над раковиной и неподвижно смотрела, как вода набирается в чайник.
— Просто…
Дочь ждала.
— Просто ужасно, что я рассердилась. Это потому, что я настолько бессильна. Этот ужасный коттедж!..
Девочка закрыла кран.
— Ты выбрала его сама, — сказала она.
— Не я! — пронзительно закричала мать. — Не я! Это единственное, что мы могли позволить себе!
Бекки закрыла на миг глаза и вздохнула. Когда она открыла их снова, на чайник была водружена крышка. Девочка включила его, стоя спиной к матери, пока чайник не вскипел.
Не надо ничего говорить, не следует отвечать, — иначе все будет как прежде. И не имеет никакого значения, что мать не права. Совершенно неважно, что Бекки, Надин, Рори и Клер не одну неделю колесили по Херфордширу в поисках сдаваемого коттеджа. И мать всякий раз говорила «нет, нет, нет», глядя на любой коттедж, даже на совершенно приличный, с исправными ванными комнатами и автобусной остановкой поблизости. А потом, наконец, они остановились в полном смятении напротив этого жуткого удручающего здания, расположенного в нескольких милях от любого населенного места. Оно выглядело, как дом колдуньи из сказки: на крыше даже росли грибы. И мать сказала «да».
Дети запротестовали, плача от ужаса и непонимания. «Да, — снова сказала Надин. — Да».
— Ты меня слышала? — спросила мать. Ее голос смягчился.
— Да, — ответила Бекки.
— Это правда. Это самое дешевое из того, что могли выбрать. Ты знаешь, почему…
Бекки ничего не ответила. Она подумала о машине со ржавчиной и дырками в днище, на поиски которой мать потратила не меньше времени. Автомобиль был сейчас припаркован в полуразрушенной пристройке, сколоченной из досок и рифленого железа. Ужасно, что такая ненадежная вещь — ее единственная ниточка, связывающая с внешним миром. В том мире в определенный момент даже школа показалась привлекательной. Мелькнула мысль о машине отца, но Бекки тут же отогнала ее — резко и неумолимо.
— Я знаю, для тебя ужасно быть здесь, — сказала Надин. — Я действительно чувствую себя плохо из-за этого. Мне здесь тоже ужасно. Я никогда не жила в таком доме, даже в студенческие годы.
Бекки опустила пакетик с заваркой в кружку, залила ее кипятком. Потом отжала ложкой пакетик о стенку кружки и выловила его. Она повернулась и поставила кружку перед матерью.
— Ты бы могла пойти на работу…
— Как? — спросила мать. — Как? Когда никого нет, кроме меня,
Бекки постаралась не вспоминать обо всех коттеджах, которые они видели в зоне автобусного маршрута.
— Ты бы могла пойти на неполный рабочий день в «Россе» или где-нибудь еще, пока мы будем в школе.
— Продавщицей? — с улыбочкой поинтересовалась Надин.
— Можно и так. Не знаю. Я была бы не против работы по субботам в магазине.
— Ты слишком молода. В любом случае, как ты доберешься до работы?
Бекки пожала плечами:
— Можно на велосипеде.
— А где ты хочешь раздобыть велосипед?
Бекки уже было хотела открыть рот и сказать: «Я попрошу отца», — как тут осеклась. Но было уже поздно.
— Даже не сомневаюсь — у отца, — проговорила Надин. — Твой папенька-молодожен с его чудесным новым домом вернется обратно.
— Не такой он уж и новый, — ответила Бекки.
— Но достаточно, — с угрозой сказала мать. — Поновее этого будет.
Неожиданно Бекки почувствовала себя очень усталой. Она положила руки на стол среди грязных тарелок и опустила на них голову, чувствуя, что волосы падают вниз — тяжелые и темные, как у матери.
— Я хочу…
— Что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты не так ненавидела его.
Надин отпила глоток чая и поморщилась:
— А что бы ты сделала на моем месте?!
Бекки ничего не ответила. Девочка заметила, что ее черный лак для ногтей местами отшелушился, и решила подождать, пока он весь облупится и сойдет сам по себе. Потом можно покрасить ногти в зеленый цвет.
— Если человек, которого ты любила и прожила с ним в браке семнадцать лет — семнадцать! — вдруг заявляет тебе, что собирается жениться на ком-то другом, и тебе нужно уходить и жить где-то еще почти без денег, — как ты будешь себя чувствовать тогда?
В голове Бекки образовалась робкая мысль и засела там. Она гласила: это не так.
Дочь проговорила:
— Но мы должны видеть его, должны встречаться с ним.
Надин посмотрела на нее. Ее голубые глаза расширились от возмущения.
— Вот именно. Именно! И ты даже не можешь воспользоваться чуточкой воображения и понять, какое для меня мучение — мириться с этим!
Утром Надин отвезла их всех по школам; Клер — в ближайшую начальную, Рори и Бекки — в единую среднюю. Туда позднее предстояло ходить и младшей сестре, когда ей исполниться одиннадцать. Они учились в новых школах уже две четверти, с того момента, как стало ясно, что Мэтью действительно намерен жениться на Джози. Тогда мать решила, что оставаться в Седждбери нестерпимо для нее и детей. Мэтью хотел оставить ее, чтобы дети, по крайней мере, не нарушали процесс учебы и не теряли контакта с друзьями, с бабушкой и дедушкой. Но она отказалась. Надин испытывала такую чудовищную боль, что поверила всей душой: страдание можно заглушить только одним способом — вырвав с корнем из своей жизни все, что было так близко и в чем теперь ей отказано. Дети жестоко мучились. Как мать заметила, они страдали гораздо сильнее, чем показывали. Но она говорила им, что так должно быть. Никто не хотел такой новой жизни, но так жить теперь придется.