Чужие-I (Одиночка)
Шрифт:
– А еще тяжелее разговаривать с самим собой! С тобой! Видно, ничего не получится. Психологическая несовместимость, что ли?
– Он встал на четвереньки и, ворча, пополз в глубину тоннеля.
– С кем? С тобой? Совсем сбрендил?
Двойник остановился, сел и продолжил разговор:
– Мне ничего не нужно. Я просто хочу напомнить тебе слова Кейна там, в медотсеке. Ведь он был прав, черт возьми!
– Я понял! Подожди, но зачем ты все-таки появился?
– Не задавай дурацких вопросов, ладно? Я хотел поговорить с тобой, да видно...
– Я сам знаю, что натворил много ошибок, и мне надо исправить их. Самому исправить. И я не нуждаюсь ни в помощниках, ни в исповедниках!
– Конечно! Я понимаю. Уж кого-кого, а тебя я очень хорошо понимаю. Раз облажался - давай! Спасай весь экипаж, все человечество, спасай даже тех, кто уже погиб! Но вот проблема. Если ты погибнешь, кто будет заниматься всем этим вместо тебя? У нас мало времени, а твои подвиги - это безрассудство и истерика, недостойная капитана!
– Я перебрал все решения! И это было лучшим.
– Конечно, лучшим! Для тебя лучшим. Твоя смерть снимет с тебя всякую ответственность!
– Почему?
– Еще один дурацкий вопрос. Объяснить? Пожалуйста! Конечно, это больно, мучительно больно - видеть, как гибнут все они. Но капитан должен покидать корабль последним. А ты сбежал как последний трус, просто воспользовавшись своим служебным положением. Ты оставил корабль без командования. Кто заменит тебя? Ты подумал? Эш? Сомневаюсь. Он целиком занят этой тварью, готов ее из ложечки кормить любым из нас, лишь бы сохранить для своих исследований. Рипли? Она, конечно, девочка серьезная, но ты же сам всегда говорил, что на баб полагаться нельзя! А "мама"... Сам знаешь!
Даллас опустил огнемет:
– Что же ты можешь предложить?
– Ничего. Я - это ты. То есть, и думаю так же, как и ты. А значит...
– Ты прав. Значит, нужно возвращаться. Это было не самое удобное решение проблемы.
– Но тогда нужен будет другой способ, чтобы уничтожить эту тварь.
– Найдем. В конце концов, можно просто поочередно разгерметизировать все отсеки, и если эта тварь дышит, то она просто задохнется. Перепад давления тоже может ее убить, просто разорвать на части. Может быть это и есть выход?
– Вот видишь! А ты говоришь, что нет лучших решений. Они есть; нужно только хорошенько подумать, и все сразу станет ясным. Действуй! Когда ты вернешься, Сьюзен будет рада увидеть тебя живым и здоровым.
– Сьюзен!.. Господи, я совсем забыл о ней!
– Ведь она всегда приезжает встречать тебя. Каждый раз.
– Проклятье. Как я мог забыть?
– Сам удивляюсь.
– Послушай, ведь она должна была, наверное, уже родить.
– Да. Наверное, приедет вместе с сыном. Мы вместе дали ему имя еще до полета.
– Да, Артур.
– А венчание я хотел устроить сразу после возвращения. В отпуске для этого как раз хватит времени. Я уверен, что в нашем батальоне помнят об этом и уже готовят подарки.
– Боже, - Даллас обнял голову руками.
– Самого важного не помню. Голова не соображает.
– Не удивительно. Скоро уже пятый год, как мы носимся по космосу. И ты, брат, зациклился на обязанностях капитана и забыл о совсем других обязанностях.
– Забыл.
– Вот видишь.
– Но я прежде всего солдат, и мне нравится моя работа.
– Ты МНЕ это будешь говорить! Сколько времени и нервов требовалось, чтобы попасть на эту службу.
– Да. Отец был категорически против, а для матери, наверное, не было большей трагедии в жизни.
– Еще бы. Тебя ждала великолепная юридическая карьера. Ведь у тебя были и способности, и возможности стать неплохим адвокатом в Чикаго.
– Но мне не нужно было дело отца. Мне не нравится эта работа.
– Помню. Папа был вне себя от бешенства. Я, наверное, зря сказал ему, что перевожусь из университета в военную академию именно в тот момент, когда он замахивался клюшкой, чтобы ударить по мячу.
– Он тогда проиграл три тысячи своему компаньону.
– И сломал о мою спину четыре свои лучшие клюшки.
– О! Это было незабываемо! Мать лечила меня, наверное, месяц втайне от отца. Он даже слышать обо мне ничего не хотел. Его, конечно, можно понять. Все-таки единственный сын, продолжатель рода и дела. Он возлагал на меня слишком большие надежды. Но черт побери, он сам учил меня так жить!
– А-а-а, ты об этом. "Если быть, то быть лучшим". Да, тогда это было важно. А то, другое, было так же неважно, как и сегодня.
– Я понял, о чем ты. Когда я вернулся из первого полета, то застал его уже совершенно седым. А ведь прошло всего две недели. Но тогда это было неважно. Он сам бы перестал меня уважать, если бы я обратил на это внимание.
– Знаю. Тем более, что это мне очень понравилось. Новые друзья, новая легкая жизнь, легкие деньги, риск. Им, в конце концов, тоже было приятно осознавать, что их мальчик вырос.
– Короче, они успокоились.
– Внешне... да. Помнишь, мать очень быстро стала стареть. Начались какие-то странные, неизвестно откуда взявшиеся болезни. После второго полета я нашел дома двух стариков. Отец, правда, еще работал, но я видел, что это дается ему с большим трудом.
– Да. У его дела больше не было продолжателя, и оно стало ненужным. В общем, они смирились.
– Да, единственное, что их по-настоящему обрадовало и утешило, так это то, что я встречался с Сьюзен. И что у меня были в отношении нее очень серьезные намерения.
– Еще бы! Папа давно вел дела с ее отцом. Кажется, они даже были друзьями.
– Но Сьюзен была крепким орешком. Она ничего не хотела слышать о замужестве. К тому времени у нее тоже было свое дело, и я только и слышал: "Моя работа, работа, работа..."