Чужие-I (Одиночка)
Шрифт:
– Ну и как это понимать?
– совершенно некстати вырвалось у него, хотя собирался он произнести что-то совсем другое.
– Никак, - человек пожал плечами.
– Твой кот побежал в сторону центрального блока.
– Не-е-ет, ребята, вы, конечно, разыграли меня хорошо, но это, пожалуй, уже слишком.
– Он нервно хохотнул.
– Я и не собирался тебя разыгрывать. Ты попросил о помощи, вот я и помог.
– Человек улыбнулся.
Все смешалось в ноющей голове Бретта, и, развалившись на полу, он принялся хохотать.
– Не корчь из себя сумасшедшего! Бретт, дружище, тебе это не
Человек опустился рядом на пол и подобрал под себя ноги.
– Что ты хочешь сказать этим, Даллас?
– сквозь смех процедил Бретт. Только ради такой хохмы незачем было бороду брить. Она тебе шла! А грим, наверное, Рипли и Ламберт наштукатурили? Но это сейчас немного не по теме.
Он привстал, опершись на локоть, и потрепал собеседника по щеке. Человек поправил бейсболку и, достав из кармана на груди платок, протянул его Бретту.
– На, у тебя кровь. Вытрись! Только я не Даллас. Я - это я, то есть ты.
– Хватит.
– Бретт протянул руку и пощупал сначала свое лицо, а потом лицо своей копии.
Ощущения были совершенно одинаковыми. Чужое лицо было теплым и без малейших признаков грима. На ладони остались лишь капельки пота. Чьи?
– Черт!
– Глупая ненужная улыбка сползла с лица Бретта, он отдернул руку и ничего не понимающим взглядом посмотрел на нее.
– Да, - кивнул собеседник, - я - это ты, а ты - это я. Просто нам никак не удавалось поговорить друг с другом. А ведь есть о чем!
– Что?
– Бретт протер ладонью вспотевший лоб.
– Ведь уже сколько лет мы с тобой как проклятые мотаемся по этому холодному пустому пространству и никак не можем просто сесть, поговорить, повспоминать. Нет времени.
– А что вспоминать?
– Ну как - что? Например, можно вспомнить о том, что тебя уже семь лет нет на родной планете, в родном доме. Или ты считаешь, что это пустяки? Да, зарабатывание денег - вещь хорошая, но...
Бретт сел. Нахлынувшая вдруг волна отталкивающего страха сменилась ощущением пустоты и глубокой тоски, щемящей душу. Перед глазами поплыли картинки.
Малиновый лендровер, вечно пахнущий свиным навозом и бензином, стоял у порога дома. Уставшее лицо отца. Его сгорбленная фигура застыла в кресле как статуя. В руке догорала сигарета. Это все необычайно прочно стояло перед глазами, и у Бретта защекотало в горле.
Дом. Старый дом. После майских дождей потолок весь покрывался мокрыми разводами. Крыша прохудилась, а денег на починку не хватало. Да и когда их хватало? Приходилось вкалывать на трех работах. С утра ковырялся в грязных грузовиках дальнобойщиков, менял прогоревшие клапана и сливал отработанное масло в старое пластиковое ведро. Днем, с отваливающимися руками, еле перебирая пальцами, чинил разный домашний хлам в маленькой каморке, вечно прокуренной и пропитанной дымом перегоревшей изоляции. Доход от этого дела был поменьше, но почему-то к этому труду тянуло больше всего. Душа лежала, что ли? А уже почти ночью у старого заброшенного дока резал автогеном ржавую сталь списанных посудин. Около часа ночи, еле передвигая ноги, полумертвый приползал домой и с час сидел под струями холодной воды, отхлебывая из банки теплое пиво.
– Но ведь так было не всегда, - собеседник печально улыбнулся и опустил глаза.
– Нет, всегда!
Отцу нравилась такая жизнь, и он ничего не хотел менять. Ему нравился дом, стоящий черт знает где, на какой-то грязной свалке. Нравилось то, что у нас не было ни холодильника, ни телевизора, ни даже нормального сортира. Единственное, что он позволил мне соорудить, так это душ из старой канистры, куда перед каждым купанием приходилось закачивать воду. Но он говорил, что ему, а значит, и мне, только эта жизнь и подходит.
– Да, по сей день я чувствую обиду.
– Конечно! Он же мог все это легко изменить. У него было прекрасное образование, и он мог найти непыльную работу, за которую очень прилично платят. А-а-а...
– Бретт махнул рукой.
– Не повезло.
– Но ведь так было не всегда, - еще раз повторил двойник.
– Да. Отец умер, оставив всего три тысячи да безумную тетку в одной из частных клиник в Огайо, за которую тоже надо было платить. Ну а потом я по глупости попал в армию.
– Скажешь тоже! По глупости! Все-таки хорошая жратва, одевали и деньги обещали немалые. А как я радовался хоть какому-то обществу после стольких лет вынужденной изоляции!
– Но чего это мне стоило в конце концов! Шесть лет прошло в постоянной беготне с сорока килограммами за спиной. Кормил малярийных комаров на западе. Бегал по барханам в Аравии. Неделями не спал под непрерывным огнем арабов, когда даже сходить под куст было большой проблемой. Запросто можно было получить пулю в голый розовый зад. А если честно, то и кустов-то там не было. Вот тогда тоже хотелось все бросить, плюнуть и вернуться. Но разрыв контракта грозил выплатой неустойки. Да и было это только однажды. Еле удерживал себя в сознании; оно все норовило погаснуть. И тогда вышедшее из-под контроля тело бежало бы, бежало, бежало...
– Разве ты не помнишь, после чего это было?
– Как не помнить?! Тогда меня накрыло полутонным фугасом, и я двое суток пролежал под полуметровым слоем земли. Удивительно, как вообще остался жив! Повезло, если, конечно, не считать вдребезги разбитого бедра. Нашли почти случайно, ты же помнишь. Местные разбирали железо после очередного наступления, и какого-то черномазого пацана очень заинтересовали мои классные ботинки, торчащие из земли. Потом два месяца лихорадки и бреда с выворачивающей наизнанку тошнотой. Но все прошло, и с горем пополам мне удалось перебраться к нейтралам. Да, тогда единственный раз в жизни мне сказочно повезло.
– А потом "Пурпурное сердце" и досрочная демобилизация, - закивал собеседник.
– А в Айдахо я встретил Менгу.
– Да, на вечеринке у боевого друга я встретил Менгу, - эхом повторил Бретт.
– Она была тогда чертовски хороша в голубом платье с белым платком на талии. Это были райские дни.
– Потом удачная работа в космопорте. Это, конечно, был мой звездный час!
– Да. И большие деньги. Через полгода я позволил себе сделать ей предложение. Купил собственный дом. Всего за пятьдесят тысяч в рассрочку на десять лет. Сказочное было время. Мария появилась зимой. Помнишь, она рожала в пожарной машине: не успели доехать до госпиталя. Замело дороги.