Чужие свои
Шрифт:
Не решившись сказать бедняжке правду, Седов отделался успокаивающими отговорками. Ему удалось соврать достаточно убедительно. Однако самого себя Валерий ни обмануть, ни успокоить не смог. Он готов был воспользоваться живой водой из фляги, но решил подождать еще пару дней — для мира Легаты реальное время ничего не значило.
В понедельник с утра Анка ушла на тренировку в служебный тренажерный зал. От спаррингов с Валерием в спорткомплексе посольства она наотрез отказалась, заявив, что считает драки с собственным мужем извращением и не собирается обзаводиться такими вредными привычками.
Седов остался
Валерий не сомневался, что СБ ограничится расспросами о деталях миссии на Альтаире-5 во время безумной войны, и рассчитывал отделаться уклончивыми ответами. Перед самым выходом из дома, повинуясь тревожному предчувствию, Седов на всякий случай отправил жене и Егору коротенькие записки, сообщив о звонке Елены и о своем намерении сходить в бывший «комитет Паломничества». Ответов он не получил — оба комма были заблокированы.
Собираясь, Валерий зачем-то прихватил с собой походную сумку, свалив туда всё, что могло пригодиться в обычной работе галактического посредника, а потом, немного поразмыслив, добавил еще и экзотические свадебные подарки друзей.
ГЛАВА 3
Страдания демонов
«Ничто не происходит в соответствии с субъективными представлениями, всё случается согласно естественным законам»
— Мы нашли Панфилова, — сказал Богомолов, не поднимая взгляда на собеседника и демонстративно роясь в каких-то бумагах.
Валерий пожал плечами, не зная, что ответить. Судьба предателя была ему безразлична. Не дожидаясь приглашения, дипломат удобно расположился в кресле и с любопытством огляделся. За десять лет в кабинете, казалось, ничего не изменилось — все те же тяжелые черные кожаные кресла, светлые стены, безнадежно архаичные бумажные папки на блестящем письменном столе. Пауза затянулась. Нужно было что-то сказать, и Седов равнодушно спросил:
— Панфилова? Где? Что он рассказал?
Валерий едва удержался от того, чтобы спросить: «И при чем здесь я?» Происходящее слишком отдавало дежа-вю, чтобы повторять вопрос десятилетней давности.
— Что он сказал? — озадаченно переспросил Богомолов: — Ничего. Его нашли уже мертвого. Соответствующими органами, так сказать, обнаружено тело преступника.
— И? — Седов готов был уже повторить сакраментальный вопрос, но Иоанн, словно предугадав реакцию собеседника, продолжал:
— А вот «где» — вопрос самый важный и правильный. Ты что-то знаешь о Раване? Впрочем, послушай-ка сначала запись, — не дожидаясь ответа, Богомолов повел рукой по поверхности стола, и в кабинете зазвучали голоса собеседников: один басовитый и уверенный, второй — нервный и немного визгливый.
Ситуация воспринималась однозначно: шел допрос. Представитель СБ в Департаменте по Колонизации беседовал с кающимся преступником, бывшим инспектором ДК. В первом из говорящих Валерий без труда опознал полковника Даниила Малютина. Вторым оказался Панфилов. Если бы не предупреждение толстяка и не знакомый высокопарный слог, Валерий никогда не узнал бы самоуверенного, вальяжного Аполлона Георгиевича. Считать четкий эмофон в записи было невозможно, но и без этого легко напрашивались выводы: «Врет. Чего-то сильно боится, какой-то женщины. Испытывает облегчение от того, что самое важное и опасное ускользнуло от внимания следователя».
Прослушав запись, Валерий, не удержавшись, поинтересовался:
— Это случилось на Раване? Когда?
— Пять лет назад, — немедленно отозвался Иоанн. — Еще до Альтаира. Тогда мы не сочли нужным наказывать инспектора, недооценили ошибку, которую не смогли исправить. Поиски артефакта пришлось прекратить. Ну, а Панфилов слишком много знал, имел сильных покровителей, и проще было отправить его подальше. Так он и стал послом. Но оказалось….
— И труп нашли там же…? — Седов не закончил вопрос.
— Панфилов погиб на Раване, — подтвердил безопасник. — Послушаешь еще раз?
Валерий мрачно кивнул. Похоже, матушка-Земля обрекала блудного сына на расхлебывание очередного грязного дела. В кабинете вновь зазвучали голоса:
— Ну, взял я ту чашку из Храма. И что тут такого?
— Как вы, инспектор, можете не понимать? Аррьяу-ахья — не просто чужая святыня, а артефакт! Нарушен жизненный баланс, равновесие биосферы. На планете экологическая катастрофа.
— При чем здесь чаша? Конечно, я виноват! Всё время, пока я носил этот оберег на груди, я каждый день говорил себе: «Ты виноват! Ты нарушил правила департамента»! Оттого я и скрывался в этот месяц, оттого и обманывал, что чувствовал себя виноватым! Я даже Кате, любимой, не решился открыть правду про артефакт: понимал, что подлец! Но! — говоривший сделал многозначительную паузу. — Каждый раз я говорил себе: «Нет, Аполлон, ты, может быть, и преступник, но не предатель». Почему? Потому, что не отдал чашку теджам, не воспользовался сам, а мог пойти и всё вернуть на прежнее место. И вот когда я, наконец, решился сорвать ладанку с шеи, пришел тот бандит, негодяй, и отнял ее. Какой-то абориген, дэйн, не знаю, откуда он узнал. А я не смог сопротивляться грубой силе. И сразу рассказать не мог. Потому что, потеряв аррьяу — ахья, не мог уже прийти к вам и сказать: «Я — подлец, вор, но не предатель»! Да, потом я бежал на Землю. Но ведь артефакт остался на планете! А значит, в экологической катастрофе и во всем остальном я не повинен. Понимаете теперь?
— Почему же вы вчера вечером решились прийти? — прервал многословные излияния инспектора полковник.
— Почему? Смешно спрашивать: потому что устыдился и осудил себя. И знаете, что меня мучило больше всего? Не то, что я жрецов обокрал, что Катя для меня потеряна навсегда, и что на Земле мне грозит суд. Да, это мучило, но всё же не так, как это проклятое унижение, бессмысленность, сознание, что я сорвал, наконец, с груди этот проклятый артефакт и тут же так глупо его утратил, а значит, всё было напрасно, и я теперь уже погиб окончательно!