Чужое лицо
Шрифт:
Было неприятно сознавать, что многие его ненавидят, хотя он, скорее всего, заслужил такое отношение.
Монк не просто боролся за выживание или докапывался до истины. Ему теперь нужно было обойти Ранкорна, оставить его в дураках и убедиться, что тот прочувствовал свое поражение. Если бы он наблюдал за этим поединком со стороны, его симпатии, возможно, оказались бы на стороне начальника.
Был ли он всегда столь жесток с другими или стал таким только сейчас — под влиянием страха?
С чего начать
Итак, имен скупщиков краденого выспросить не у кого. Значит, нужно выйти на них самому. Судя по всему, будучи хорошим сыщиком, он имел разветвленную сеть осведомителей. Они должны знать его в лицо!
На встречу с Иваном он опоздал и, застав его на месте, извинился, чем изрядно удивил молодого коллегу: начальники редко признают свою вину перед подчиненными. Монк тут же мысленно сделал себе замечание. Если он хочет, чтобы Ивэн ни о чем не догадался, вести себя следует естественней. Он предложил зайти перекусить в один трактирчик с крайне дурной репутацией, где собирался через слугу намекнуть осведомителям, что нуждается в их услугах. В течение трех-четырех дней следовало проделать то же самое еще в нескольких злачных местах.
Монк не помнил ни имен, ни лиц, но запах дешевого кабака был ему знаком. Каким-то образом он знал, как здесь следует себя вести: плечи должны быть чуть опущены, походка — расслаблена, глаза надлежало держать полуприкрытыми, взгляд иметь усталый. Человека узнают не по одежде, а по манере держаться; во что ни переодень шулера, карманника или громилу, Монк все равно определил бы, кто из них кто. С другой стороны, жулики высшего пошиба носят шикарные костюмы — недаром же его самого служитель в больнице принял за афериста.
Ивэн явно выделялся на общем фоне: слишком уж у него был ясный взгляд и простодушное лицо. К счастью, высококлассные мошенники именно так и выглядят.
Посетив таверну, располагавшуюся западнее Мекленбург-сквер, они переместились к северу, на Пентонвилл-роуд, а затем почтили своим присутствием юго-восточный Кларкенуэлл.
Вопреки логике, уже на следующий день Монк почувствовал, что валяет дурака. То-то посмеялся бы Ранкорн, узнав о его затее! Однако вскоре в переполненном кабачке под названием «Ухмылка крысы» за их столик скользнул неряшливый человечек с желтыми зубами и опасливо покосился на Ивэна. В помещении было шумно, стоял крепкий дух эля, пота, грязной одежды и давно не мытых тел, над тарелками висел тяжелый пар. Пол был посыпан опилками, а кое-где — битым стеклом.
— Здрасте, мистер Монк; что-то давно вас не видать. Уезжали куда-нибудь?
Монк постарался ничем не выдать своего волнения.
— Попал в аварию, — равнодушно отозвался он.
Человечек окинул его критическим взглядом.
— Ага, вас, болтают, пришибло малость…
— Все верно, — кивнул Монк.
Торопиться не следовало, иначе осведомитель запросил бы с него слишком много. Монк интуитивно чувствовал, что к делу надо переходить постепенно.
— Что-нибудь стоящее? — спросил человечек.
— Может быть.
— Ну, — собеседник задумался, — вы всегда играли честно. Потому-то я и хожу к вам, а не к прочим ищейкам. Такие иногда попадаются, что стыдно молвить.
Состроив презрительную гримасу, он покрутил головой и шумно фыркнул.
Монк улыбнулся.
— Ну так что вам нужно? — спросил человечек.
— Есть кое-какой интерес. — Монк слегка понизил голос, по-прежнему не глядя на собеседника. — Краденые вещи, перекупка и мастер по подложным документам.
Человечек тоже уткнулся взглядом в стол, покрытый следами от пивных кружек.
— Перекупщиков много, начальник, а хороших мастеров по липе по пальцам перечесть можно. Знатные, небось, вещи-то?
— Не очень.
— Чего ж вам так неймется? Прижали?
— Да.
— Понял. И что за вещи?
Монк принялся описывать по памяти:
— Столовое серебро…
Человечек бросил на него сокрушенный взгляд, и Монк решил серебро пропустить.
— Нефритовые безделушки, — продолжил он. — Одна шесть дюймов высотой, изображает танцующую леди с поднятыми руками, согнутыми в локтях. Розовато-белого цвета.
— А, ну это уже куда ни шло! — Человечек слегка приободрился. Монк по-прежнему избегал встречаться с ним взглядом. — Розоватого нефрита не так уж и много. Чего там еще?
— Серебряная сахарница, высотой четыре или даже пять дюймов. И пара инкрустированных табакерок.
— А что за табакерки, начальник? Золото, серебро, эмаль?
— Не помню.
— Это как же так? А тот, у кого их увели, он что, без памяти? — Лицо осведомителя потемнело, и он впервые с подозрением глянул на Монка. — Эге! Уж не мокрое ли это дело?
— Именно, — ровным голосом подтвердил Монк, разглядывая стену. — Но воры не имеют к этому отношения. Хозяин был убит задолго до ограбления.
— Точно, начальник?
— Точно. Он уже два месяца как мертв. — Монк горько усмехнулся. — Даже я это помню. Грабили пустую квартиру.
Перед тем как ответить, человечек на минуту погрузился в размышления.
— Обчистили покойника? — проговорил он с пренебрежением. — Боюсь, безнадега. А при чем тут липовые бумаги?
— Чтобы проникнуть в дом, воры предъявили привратнику поддельные полицейские удостоверения.