Чужое место
Шрифт:
И вот, значит, одним пасмурным вечером в начале ноября я в очередной раз перевоплотился в чиновника с бакенбардами и на пролетке отправился в Приорат. Сейчас этот образ уже имел имя, но, правда, документами еще обзавестись не успел. Его, то есть меня в таком облике, звали Юрий Владимирович Андропов.
Почему я выбирал такие известные с прошлой жизни имена? Да чтобы самому в них не запутаться, а то может получиться неудобно, если очередной персонаж вдруг забудет, как же его, бедолагу, зовут. Ну, а студент из тех же соображений тогда пусть станет Александром Сергеевичем Демьяненко. «Учись, студент» — такое забыть невозможно.
Поиск осужденных или просто несправедливо выгнанных со службы офицеров,
Со многими кандидатами я беседовал лично, причем в образе, недавно получившем имя знаменитого председателя КГБ. И сейчас я тоже ехал на собеседование, но не с кандидатом в ликвидаторы, а всего лишь с подающим надежды молодым медиком по фамилии Балакирев.
Если кто продумал, что я решил поручить ему разработку новых ядов и прогрессивных методов их применения, то его постигнет разочарование. Как оно постигло меня еще на стадии знакомства с документами, описывающими биографию Балакирева. Нет, разочаровано подумал я, Петр Маркелович прав, этот тоже не годится. Для такого дела нужен человек, во — первых, с весьма покладистой совестью, примерно как у меня. Но, с другой стороны, полное ее отсутствие тоже нежелательно. Во — вторых, управляемый, а то мало ли что ему со временем может прийти в голову. В-третьих, его убеждения не должны быть хоть сколь — то революционными. И, наконец, кандидат обязан что — то представлять собой в профессиональном плане. В принципе, подумал я, подъезжая к Приорату, искать можно не только не только среди врачей, но и среди химиков. Впрочем, этих совсем мало, заметно меньше, чем эскулапов. Однако искать все равно надо, ибо не царское это дело — бегать с баночкой тифозных вшей в кармане. Хрен с ней, с эстетикой, но ведь и результат никогда не будет гарантирован. То, что генерал — адмирал склеил ласты — это случайность. Мог ведь и выздороветь.
Балакиреву же я хотел поручить заняться пластической хирургией.
Как ни странно, мои знания в этой области были хоть и весьма далеки от всеобъемлющих, но все же заметно отличались от нуля. Дело в том, что моя, если можно так выразиться, последняя в первой жизни любовь, Валя, была именно пластически хирургом. В силу чего я не только знал такие слова, как липосакция и фасциально — мышечный слой, но даже в самых общих чертах представлял, что они означают.
Я, разумеется, не собирался предлагать сделать пластику Рите, ибо давно, еще при жизни Николая, перестал считать ее страшненькой. Сейчас она мне нравилась без всяких оговорок. Но другим — то можно! Разумеется, когда накопится должный опыт. Деньги тут светят очень приличные, ибо желающих хотя бы внешне омолодиться богатых дам всегда было более чем достаточно. Однако все равно сначала лучше потренироваться на личности, которая не станет обижаться, даже если после операции на роже останутся шрамы. И такая личность на примете имелась — один из четырех уже практически принятых кандидатов, коему Зубатов устроил побег из Владимирской тюрьмы. Да, той самой, про которую в будущем пел Михаил Круг, она пока еще не называлась централом. И, значит, дабы избежать ненужного узнавания, человеку не помешает сменить не только имя с фамилией, но и внешность.
Все это прекрасно, думал я, уже почти ночью возвращаясь домой. Доктор оценил перспективы и согласился работать в предложенном направлении, несмотря на то, что его никак нельзя было напрямую отнести к исцелению страждущих. Но с ликвидаторами — то как быть? Те четверо, что прошли отбор, годятся только на роль исполнителей, поручать командование подразделением
Ладно, решил я, остались еще те двое, которых нашел Рогачев. Вот если никто из них не подойдет в командиры, тогда и начну думать, где такового искать.
А жизнь тем временем текла своим чередом, и в конце ноября произошло почти историческое событие. Ее величество вдовствующая императрица Мария Федоровна, то есть маман, изволила посетить царствующего сына (или ей была оказана честь приема — я не интересовался, как правильно). Естественно, в сопровождении приличной свиты. Правда, в ее составе не было дяди Володи — девочки уже доложили Рите, что неделю назад они крупно поругались.
Столь же естественным, как наличие свиты, было и то, что по — человечески я с матерью в присутствии посторонних разговаривать не стал. Сделал морду кирпичом и обходился самыми общими фразами, причем не особенно заботясь о том, чтобы они соответствовали теме разговора. Который вроде как шел о грядущей свадьбе Ксении и Сандро, но мгновенно свернул с нее, как только мы остались одни. Маман все прекрасно поняла и отослала даже казака из лейб — конвоя, который толкал ее инвалидное кресло.
— Алик, давай наконец погорим серьезно, — начала родительница. — Я понимаю, что была виновата перед тобой тогда, весной девяностого, и приношу свои извинения.
Я даже не сразу вспомнил, что произошло весной, потому как главное, чего ей до сих пор не мог простить, то есть крушение царского поезда, случилось в конце лета. Хотя… может, я зря на нее качу бочку? Ну типа бабы — дуры, а сам — то отец о чем думал, когда не стал вмешиваться в ее распоряжения относительно скорейшего прибытия в Питер? Я, например, с большим вниманием отношусь к тому, что говорит Рита, но подобной ситуации слушать ее точно не стал бы. И другим бы не дал.
— Это дело прошлое, и я готов все забыть, но для этого необходим ваш шаг навстречу.
— Но я же его сделала…
— Еще нет, вы только обозначили свое желание. Возможно, вы это уже поняли, но все — таки давайте расставим точки над соответствующими буквами. Сейчас по отношению ко мне люди могут быть врагами, нейтралами и соратниками. Вы чуть было не оказались в стане врагов, но, кажется, вовремя спохватились. Есть такая пока еще не закономерность, а всего лишь тенденция, но уже довольно ясная. Она такова — быть моим врагом вредно для здоровья.
— Я с самого начала подозревала, что со смертью Алексея Александровича что — то не так, — вздохнула маман. — Хотя он и не считал себя твоим врагом.
— Однако по факту был им. И, возвращаясь к вашим подозрениям — они вам ничем не грозят, пока вы ими ни с кем не делитесь. Надеюсь, я выразился достаточно ясно?
— Да, сын. Эх, если бы я заранее знала, что из тебя вырастет…
— Придушили бы в младенчестве? — с интересом спросил я.
— Может быть, но скорее постаралась бы подружиться.
— Что мешает начать сейчас, раз уж первый вариант не прошел?
— Насколько я понимаю, только твое предубеждение.
— Вы правильно понимаете. Основано же оно на двух обстоятельствах. Первое — сколько я себя помню, для вас по поводу любой проблемы всегда было только два мнения — ваше и неправильное. То, что кроме этих двух, есть еще и мое, вы почему — то не учитывали. А зря. И второе, я только что про это говорил. Пока вы нейтрал, о каком улучшении отношений можно говорить? Такой вопрос актуален только с соратниками.