Чужое небо
Шрифт:
Потратив немного драгоценного времени, чтобы уложить в голове услышанное, Барнс внезапно совершенно ясно понял, что нужно делать.
– Отдай им то, что они хотят. Сыграй по их правилам. А когда Сталин вернется, сдай Карпова с потрохами и всеми доказательствами.
– Я не могу, Баки. Дать им желаемое – значит записать готовую формулу, после чего их уже нельзя будет остановить.
– А если… - Барнс медленно сжал кулак правой руки, и спустя всего пару секунд рисунок вен на ней стал еще более заметен. – Ты ведь брала у меня кровь, - тогда Баки не особо волновал вопрос, зачем и для чего было нужно так много, но теперь прошлый опыт стал более чем актуален. – Долго этому фритцу придется в ней копаться, чтобы самому найти ответ? Или той ему мало? – Барнс доверчиво протянул руку ладонью кверху. – Возьми еще. Отдай им, сколько нужно.
В ответ она лишь нежно прикоснулась пальцами к голубоватым на сгибе венам и слабо улыбнулась.
– Твоя кровь, твоя здоровая кровь, без всей химической отравы, никогда не попадала к ним в руки. Поэтому Карпов и вызверился три дня назад: он узнал, что кровь, тот самый литр с лишним, что я из тебя выкачала, по адресу отправлен не был. В декабре, пока я торчала в кремлевской подземке, я не только обхаживала Сталина, но и налаживала кое-какие связи в и за пределами Союза, чтобы иметь возможность отправить посылку… по другому адресу. Не то чтобы я доверяю Штатам, их правительству или их военачальникам, но я определенно склонна доверять некоторым людям, которым верил в свое время мой отец. В их руках его детище будет в безопасности большей, чем я могу обеспечить сама, не рискуя тобой сильнее, чем я это уже сделала. Поэтому – нет, Баки, - ее рука соскользнула по его руке, - больше никаких уловок, никаких подачек им на заклание. Ты уйдешь отсюда сегодня же, и очень скоро весь этот кошмар для тебя закончится. Как и планировалось, и даже еще лучше.
Что-то екнуло в груди Баки после этих слов, встрепенулось, словно птица, ощутившая, как поддались силки, но также быстро, как возникло, странное чувство ушло, и Барнс застыл неподвижно, глядя на нее с растущим подозрением.
– А что будет с тобой?
Она усмехнулась, и это почти вывело Баки из себя, если бы в последний момент внутреннюю бурю не остановили напоминание самому себе об отсутствии времени и вид ее избитого лица.
– Умоляю, Баки! Хоть раз побудь единоличным, тебе судьба эту привилегию сполна задолжала. Хоть раз подумай о себе! – она вдруг резко подалась ему навстречу, обхватив ладонями его лицо. – Прошу! – смотреть в ее глаза стало для Баки невыносимо, они выражали мольбу, в них крупными бусинами стояли слезы, в дым развеивая миф о том, что роковые женщины не плачут, а если плачут – то грош им цена. – То, что они собираются с тобой сделать, то, что они могут сделать с тобой теперь, когда в тебе стабильная и действенная версия сыворотки…
– Что они сделают с тобой?! – Баки перебил, повышая голос, и едва снова не сорвался, чтобы не встряхнуть ее за плечи.
– Ничего! – она тоже закричала, а ее взгляд сверкнул стальной решимостью, которая легко пронзила бы насквозь, став хоть чуточку материальной. – Ничего они со мной не сделают. Без тебя и образцов твоей крови, - подняв к голове руку, она коснулась пальцем виска, словно указывая прямую цель, - это – все что им останется. Они не тронут меня, потому что им нужно то, что есть лишь у меня в голове.
– Ты наивна, словно ребенок, если думаешь, что эта незначительная деталь сделает тебя неприкосновенной для ГИДРы. Поверь мне, их щупальца залазят под кожу. И в мозг они тоже прекрасно залазят!
– Поверь мне, я это знаю! – теперь ее голос звучал так, что не знай ее, Барнс бы испугался. – Карпов оказался бесконечно педантичен, указывая все мои просчеты сверх того, где он оказался приспешником ГИДРы. Особое удовольствие ему доставила та часть, где он подробно расписал мне, где и как именно я ошиблась, исправляя за Золой, за сукиным сыном Золой, а не за отцом, ошибки. Он сказал, что, желая добра, я, в точности как отец, сотворила еще большее зло. Сказал, что промерзни ты еще пару месяцев в их морозилке, пройди пару-тройку сеансов электрошока – и о личности Джеймса Бьюкенена Барнса можно было забыть навсегда и безвозвратно. Осталась бы только мясная оболочка, в которую можно было бы засунуть любую личность, вписать любую программу. Но теперь у них так не получится лишь потому, что мои доработки сыворотки оказались настолько удачными, что теперь ты не только не умираешь, но и восстанавливаешься намного быстрее, чем обычный человек. Твоя нервная ткань способна к восстановлению наряду со всеми остальными, а это значит, что ни один электрошок отныне не даст долговременного эффекта. Они поставили себе цель найти другой метод контролировать тебя и… они нашли
Барнс получил развернутый ответ на вопрос о том, что происходит, он узнал подробности, которые не хотел узнавать.
– Верхняя полка слева, - сказала она, даже не обернувшись, а лишь сосредоточенно закладывая в сумку стопки шоколадных плиток и первые попавшие под руку консервы.
Баки машинально сунул руку в указанное место и извлек содержимое. На автомате он почти отправил пачку в карман, лишь в последний момент сообразив, чем она на самом деле была.
– «Беломор»?
– Разломи сигареты и натри табаком подошвы. Псы-ищейки не возьмут след – это даст тебе дополнительную фору. Погоди, - окликнула она, прежде чем он мог бы начать выполнять ценное указание, - посмотри сюда, - широким движением раскатав на столе карту, ту самую, которую она неоднократно и как бы случайно оставляла на виду в лаборатории, негласно позволяя пленнику изучать местность, где его держали – леса-леса, сплошные, зимой и доброй полвесны едва ли проходимые подмосковные леса. – Мы сейчас вот здесь, - ее указательный палец ткнул в точку на карте, и только Барнс хотел сказать «я знаю», как она, в принципе не дожидаясь его ответа, продолжила, - пять километров на северо-восток, - палец на карте пришел в движение, обозначая маршрут, который мгновенно со всей точностью отпечатывался у Баки на сетчатке, - там будет дорога. Достаточно крупная, она из основных уцелевших после войны, что ведет из Москвы и области. Они решат, что сколько-нибудь умный беглец туда не сунется, поэтому маловероятно, что станут искать тебя там. Там тебя встретят, помогут добраться до нужного вокзала. Тебе придется немного поездить по России-матушке, чтобы запутать след.
– Встретят? – Баки скосил на нее удивленный взгляд. Вряд ли в их положении они, и особенно он мог позволить себе роскошь кому-то довериться. Не так-то это просто, когда ты официально сбежавший из-под надзора КГБ пленник со сплошь металлической рукой.
– Вы знакомы, проблем не будет, - и словно прочтя все его мысли, сопровождающие односложный вопрос, продолжила: - Смирнов тебя во всех возможных анатомических подробностях видел-перевидел, шарахаться не станет.
– Значит, ты подозревала? – Баки посмотрел на нее открыто, чтобы максимально исключить возможность уйти от ответа. – Подозревала изначально, что с «любимчиком Сталина» и всем остальным… ничего не выйдет?
– Я искренне надеялась, что выйдет. Но жизнь научила меня всегда иметь запасной план, на случай непредвиденных обстоятельств. Начиная от посылки в Штаты и заканчивая твоим сегодняшним побегом – это он и есть.
Шнуруя высокие армейские сапоги, Баки засунул между голенищем и штаниной большой армейский нож. Еще один закрепил под ремнем на спине. На свитер, под удлиненную, в тон снежному ландшафту светлую куртку, чем-то напомнившую американскую «аляску», он надел снятую прямо с бессознательного охранника броню, поверх куртки пристегнул ремень винтовки. Пока она отвлеклась и не смотрела в его сторону, он спрятал в многочисленных карманах одну-единственную гранату.
Сомнения снова стали пожирать Баки изнутри лишь когда они выбрались на поверхность и стояли на цементированной заснеженной площадке, где знакомо пахло хвоей и морозом, над головами возвышались сосны, а на все четыре стороны света простирался лес.
Ее руки были наглухо затянуты в черные перчатки, так, что, кожи было совсем не видно, но, держа ее руку в своей, Баки почему-то был убежден, что под перчатками крылись стесанные в кровь костяшки.
Баки прекрасно понимал, что если его побег удастся, то они с ней, вероятно, видятся в последний раз. Если побег не удастся, то абсолютно точно в последний раз, потому что он пустит себе пулю в висок или горло, взорвет себя гранатой, но живым не сдастся.
В последний раз Баки видел женщину, которая спасла ему жизнь, ценой, которую он сознательно отказывался называть, потому что тогда он просто не смог бы уйти. В последний раз Баки видел женщину, которую он, кажется, имел глупость полюбить.
Джеймс Бьюкенен Барнс совершенно точно счел бы своим долгом признаться в этом вслух, потому что ему очень этого хотелось, потому что это было искренне и по-настоящему,.. потому что было в последний раз. Но как бы сильно ни хотелось, не осталось времени, и не было похоже, что, закрывая ему рот поцелуем, она собиралась позволить ему сказать еще хотя бы одно лишнее слово.