Чужой ребенок
Шрифт:
Никто не отвечает, и мне бы уже заткнуться, но не могу! Не могу!
— Ар? Что с Аром?
Молчание. Мертвое. Жесткое.
У меня волосы шевелятся от ужаса. Ар остался там, пошел навстречу тем, с пистолетами…
Знал, куда идет и зачем.
И все равно пошел.
Чтоб мы могли уехать.
Осознание этого накрывает с головой, и я не выдерживаю, закрываю лицо ладонями, не в силах больше находиться в этой реальности.
Ара, скорее всего, больше нет… И мы едем, бог знает, куда… А Ванька…
Боже, Ванька!
—
— С Ванькой все будет хорошо, — неожиданно подает голос Хазаров, и я изумленно разворачиваюсь к нему, вижу, что он открывает окно и выбрасывает мобильный на дорогу!
Моргаю, не в силах отвлечься на новые обстоятельства, потому что телефон выбросить — это, конечно, мощно, но… Ванька!
— Откуда вы можете?.. А если его?..
— Нет, — спокойно говорит Хазаров, — за него не волнуйся.
Я хочу опять задать вопрос, потому что информации явно не хватает, но в этот момент подает голос Каз:
— Хазар, трое за нами. Не уйдем, бензина не хватит.
Хазаров медлит секунду, затем коротко приказывает:
— Оторвись на Васильевке.
Каз кивает, смотрит на меня в зеркало, улыбается клыкасто и безумно:
— Держись, нянька!
И я принимаюсь судорожно цепляться за поручень…
Глава 48
Впереди показывается темные остовы деревенских домов, выглядящих жутко в ночи, с одиноким фонарем у остановки транспорта. Это выглядит инфернально, и в любой другой ситуации я бы умерла от страха. А сейчас просто отмечаю пролетающий пейзаж краем глаза, поглощенная только одним: как можно крепче уцепиться за поручень и не вылететь вперед, к водителю, и дальше, через лобовое. Судя по маневрам и резкости, такой вариант более чем реален.
Хазаров тоже держится одной рукой за поручень и еще умудряется меня придерживать, чтоб не сильно мотало, и по сторонам смотреть, вглядываться в полный мрак за окном.
Что там можно увидеть вообще?
Позади погоня, по словам все того же Каза, хотя я ни одной фары не вижу.
Оторвались? Да?
Каз легко проезжает единственный источник света в деревне, углубляется дальше по трассе, метя на выезд к федеральной.
И неожиданно тормозит у поворота в коттеджный поселок. Я выдыхаю, радуясь, что успела заякориться от души, а Хазаров не теряет времени.
Выскакивает из машины, мгновенно вытаскивает меня, и Каз топит на газ. Секунда — и даже фар не видно!
Стою столбом, оглушенная, не понимающая ничего, и Хазаров тянет меня куда-то в сторону, за крутой склон обочины.
Проклятые шпильки подводят в очередной раз, и я, не удерживашись на ногах, падаю, не сумев сдержать вскрик, качусь куда-то вниз, по траве. В глазах мелькает все, крутится, и больно, так больно! Кажется, что я сделана из острых углов и сейчас эти углы последовательно колотятся о твердую землю!
Когда, наконец, перестаю катиться, утыкаюсь ладонями и коленями
Паника накрывает с головой, нелепо дергаюсь, пытаясь подняться. В голове только ужас, что одна, что бросили… Надо крикнуть…
И я, наверно, пытаюсь это сделать, но мне не дают.
Жесткая ладонь закрывает рот, дергаюсь в крепкой хватке, не понимая, кто рядом, что ему надо!
— Ти-хо… — голос Хазарова приводит в чувство мгновенно. Таким холодом пробирает одновременно с облегчением, так взбадривает! Его бы в реанимационный чемодан включить в качестве одного из препаратов… Клянусь, использовали бы чаще адреналина…
Перестаю дергаться, замираю, понятливо моргая.
Хазаров, убедившись, что шуметь я не собираюсь, убирает руку от губ, но не отпускает.
Наоборот, держит еще крепче и прижимает к склону, с которого мы только что скатились.
Я затихаю, распластавшись по траве, таращу слепые глаза в темноту наверху. И жду, понимая, что сейчас вообще некстати будут любые вопросы.
Мы почему-то выскочили из машины, почему-то прячемся… Раз прячемся, значит, так надо. Потом спрошу, потом попаникую. Когда буду в безопасности.
Мимо нас проносятся на дикой скорости несколько машин, Хазаров продолжает лежать, напряженно прислушиваясь и придерживая меня, чтоб не дернулась ненароком.
Я упираюсь ладонями в траву на склоне, ощущаю его руки на талии и груди и отстраненно думаю, что хорошо, что здесь откосы не гравием усыпаны… Иначе бы от рук и коленей не осталось ничего. А так всего лишь ссадины. Первый адреналин сходит на нет, и тело дает понять, что ему не понравилось кататься по земле.
Ладони ноют, коленки сбиты и, кажется, легкое растяжение в голеностопе. Это из-за каблуков, чтоб я хоть раз еще их напялила!
Но, в целом, на удивление обошлось без травм, а у Хазарова, судя по прыти, и того меньше. Хотя, он же полностью одет, это меня в развратное платье, вообще ничего не скрывающее и никак не защищающее, нарядили…
Пока я лихорадочно пытаюсь провести поверхностную диагностику организма, Хазаров начинает действовать.
Встает, рывком поднимает меня.
Слушаюсь, наступаю на ногу и тут же со стоном валюсь на Хазарова. Растяжение ощущается остро, простреливает болью.
— Что? — спрашивает он, придерживая меня за талию и ощупывая, очень надеюсь, на предмет повреждений. Конечно, только для этого, не больной же он совсем, чтоб в такой атмосфере просто лапать? Это я больная, что вообще такую мысль в голову допустила.
— Нога, — стискивая от боли зубы, говорю я, — растяжение.
— Идти можешь?
— Нет.
В следующее мгновение меня отработанным движением поднимают на руки.
И нет, я не пытаюсь дергаться и проявлять ненужный героизм. Объективно, нам надо побыстрее убраться от трассы, чтоб жертва Каза не была напрасной.