Чужой ребенок
Шрифт:
Я открыла рот, поизучала бессильно мощную, совершенно бесчувственную к моим словам и эмоциям спину неизвестного мне мужчины, поняла, что сопротивление бессмысленно и глупо в такой ситуации, закрыла рот и злобно хлопнула дверью.
Ванька, уже успевший к тому времени развалиться на моей кровати, меланхолично жрал печенье и на мои истерические вопросы, что тут было и как он вообще, отвечал с удивленно вздернутыми бровями: ничего не было, он поиграл с Серым в шахматы, сделал его три раза, потом лег спать… Проснулся, а меня нет… И Серый ничего не говорит.
Короче говоря, основное я из его потока слов вычленяю, понимаю, что ребенок все это время не был напуган, переживал, конечно, но больше потому, что меня рядом нет. Серый ему сказал, что у Хазарова и меня дела в городе, заночевали там, утром вернемся. И Ванька терпеливо ждал…
И вот теперь, едва я выдохнуть успеваю, спрашивает про Хазарова. Находит момент для удара, засранец. Далеко пойдет, хотя в этом, как раз, никаких сомнений нет, зная его наследственность…
И вот как ему объяснить сейчас то, чего я сама не понимаю?
Ванька ощущает мое вранье, мою попытку удержать информацию, и бесится.
Вскакивает с кровати, встает передо мной, заставляя вспомнить те моменты, когда он выходил из себя при любом разговоре о детдоме или пьющей маме.
— Все вы говорите, что сложно, — продолжает он жестко, — когда хотите соврать и не знаете, что!
— Кто все, Вань? Ты чего? — жалко лепечу я, слыша себя со стороны и понимая, как сильно все не то. Если бы со мной таким тоном говорили, то первая бы в рожу дала за вранье.
— Все! Взрослые! Мамка тоже каждый раз: “Это сложно, сыночек, это непросто объяснить”, — передразнивает он Тамару, — а там нихера сложного: просто вам, бабам, нужен мужик! Вот и все! И вы ради этого готовы что угодно делать! И на все наплевать!
— Ваня!
— Она меня дома одного оставляла, а сама с мужиком уходила, — продолжает он, не слыша моего жалкого негодующего возгласа, — на ночь, на две! На двое суток! А я дома был! Один! И жрать нечего было! И дверь закрыта на замок! Снаружи! Она думает, что я не помню, мелкий был… А я помню! И помню, как домой приводила, а мне говорила тихо сидеть! Я думал, хоть ты не такая…
Он неожиданно отворачивается и дергается к двери, но я успеваю.
Хватаю его за руку, дергаю к себе, обнимаю.
Ванька сопротивляется, сопит злобно, выворачивается из моих рук, он сильный и сейчас вообще не играет, но я, все же, сильнее, терплю его тычки локтями, держу, прижимая к себе за затылок и смаргивая злые слезы.
Никакой жалости! Никакой! Не нужна она ему!
Просто поддержка, просто участие, просто дать понять, что он не один больше, что он никогда не останется больше
Наконец, Ванька утихает и только всхлипывает мне в плечо.
А я говорю, вообще не подбирая слов, потому что нельзя сейчас подбирать, нельзя врать.
— Я никогда так не сделаю, Вань. Никогда. Ни один… мужчина не стоит твоих слез. Я тебя не оставлю. А ты тогда меня не оставляй, договорились? Я очень переживала за тебя сегодня…
— А… он? — помедлив, спрашивает Ванька, и я отвечаю так же честно:
— Он прислал сюда всех своих людей. Всех. Как ты сам думаешь, переживал или нет?
Ванька сопит, ничего не отвечает, только обнимает меня все крепче. И я не могу сдержать слез, торопливо моргаю, понимая, что нельзя сейчас, не нужно ему видеть, и продолжаю говорить:
— Ваня, ты прости ее… Она… Так бывает, что человек не может собой управлять…
— Я на нее не обижаюсь, — шепчет он, — она просто болеет… Но я так испугался, что ты сейчас… с ним… а я…
— Не было ничего, — отвечаю я так же тихо, — ничего, о чем стоит говорить и думать. Тебе. Я тебя никогда не брошу.
— Да? — выдыхает Ванька, и столько надежды в его голосе, что сердце сжимается от боли.
— Да, — твердо говорю я. — Да.
Ванька обнимает крепче, веря мне безоговорочно.
И я сделаю все, чтоб не обмануть его веру…
_______________________________
Этот апрель бьет по ресницам
Солнечный луч ярок и чист
Мама, мечтаю, пусть мне приснится
Светлого счастья будущий лист
Ты говорила, что предо мною
столько веселья, и впереди
майское небо сплошь голубое
майское солнце лишь по пути
как-то внезапно солнце в закате
как-то случайно тучи вокруг
мама, мне страшно… может быть хватит
неба и солнца, сомкнутых рук…
ты говорила, что буду счастлив
ты приучала верить словам
небо в апреле хмуро, бесстрастно…
лист перечеркнут… что же ты, мам?
28.04.23
Глава 54
Лялька мелкая, рыжая до того, что даже глаза кажутся оранжевыми, яркими, словно у кошки. И , будто на контрасте, совершенно чистое личико, с белой-белой кожей. Нежные розовые губки, нежный же румянец на щеках, длиннющие черные ресницы… Короче говоря, красотка такая, что глаз не отвести. Конечно, практически все девочки — красотки в свои веселые восемнадцать лет, но Лялька — это какой-то запредельный уровень.
Я смотрю на нее, невольно ощущая себя старой. Так странно, мне еще тридцати нет, но по сравнению с этим солнечным ребенком кажусь взрослой, очень пожившей женщиной…
Она хлопочет на кухне, очень по-хозяйски, кстати, открывает шкафчики, что-то достает, что-то нарезает, что-то варит… И улыбается, постоянно, радостно так, и болтает с Ванькой, довольно лопающим пирожки явно ее приготовления, и ручки ее, тонкие, легкие, в постоянном движении, да таком медитативном, что невольно залипаешь и смотришь, смотришь, смотришь…