Чужой среди своих 3
Шрифт:
… а я, с ещё гудящей головой и озлившийся так, что ещё чуть – и вовсе тормоза откажут, уже вскакиваю из-за парты, и, вкладывая вес всего тела, бью прошедшего мимо Вадима по почкам.
Краем глаза заметив мясистый кулак Вадимова приятеля, по широкой дуге несущийся к голове, пригибаюсь, чувствуя, как ерошат волосы костяшки, и бью коленом в солнечное сплетение, рванув за рубашку навстречу.
Секунда… две? Не знаю! Но, снова развернувшись к Вадиму, нелепо выгнувшемуся, с искажённым от боли лицом, и бью основанием ладони в затылок.
– С-сучёнышь?! – выплёвываю при ударе, – Маму мою?
… и уже не обращая внимания за сползающего по парте мужика, шагаю к третьему из этой компании. Но тот, отшатнувшись, запутался в ногах и упал на жопу…
– Стоять! – негромко рявкнул староста, останавливая даже не меня, а начавшийся хаос, – А ну тихо все! Не гомонить, я кому сказал!
– Наталья! – он уставился на женщину, – Знаешь, в каком классе его наставник?
– Ясно, – коротко ответила та, и только дверь хлопнула.
– Ты… – он уставился на меня, а я – в ответ… На меня эта «бычка» ещё в той жизни перестала действовать, классу к восьмому. Своеобразный у меня был класс, из серии «пацаны ваще ребята», и чуть не полкласса сразу после школу к «успеху» пошло, но «фортануло», как легко догадаться, не только лишь всем.
– С тобой я потом поговорю, – коротко пообещал староста, многозначительно, как он считает, нахмурив брови.
– Этих, – коротко показал он на побитых, – подхватили под руки, и на улицу! В школе ещё не хватало… Ну, пошли! Поговорим…
– Комсорг сраный! – выплёвывает Петрович, отодвинув меня за спину и хищно растопырившись всей фигурой, – Порядок в классе обеспечить не можешь, а туда же – цитатами, как козырями, швыряться! Заучить, оно и попка может, который дурак, а ты, сопля, делом докажи!
Иван повёл напрягшейся шеей, побагровел и шагнул было вперёд – не то для драки, не то для доходчивости выражений, которые нужно говорить непременно в лицо оппоненту, и чем ближе, тем лучше – желательно придерживая того за грудки.
– Ну? – подначил его Петрович, и хотя я не вижу его лица, но представить могу очень живо, и скорее всего – не ошибусь, – Давай, давай…
Выдохнув, староста усмехнулся и шагнул назад, не став ругаться. Не думаю, что он боится: не трус, да и габариты у них с Петровичем примерно одинаковые, разве что Иван несколько рыхловат, что с возрастом скажется и на фигуре, и на фактуре, и на здоровье.
Лет через десять из него выйдет этакая классическая расплывшаяся чугунина «маде ин Совок» с залысинами, язвой и геморроем, вросшая в начальственное кресло…
… если, разумеется, он не споткнётся в самом начале Пути!
А он жёстко нацелен на карьеру в партийных органах, и скорее всего – всё у него получиться!
Система уже подгнивает, и дети чиновников, за редким исключением, делают карьеру чиновников, но разумеется – сугубо за счёт собственных талантов. Всё, собственно, как всегда…
Социальные лифты пока работают, хотя уже – со скрипом. Но тем не менее – работают, и не могу не признать, много лучше, чем в моём времени.
К лозунгам уже относятся скорее скептически, а к некоторым и без «скорее», но карьерный рост, хотя бы на примере отдельных представителей народа, это то немногое, что не должно вызывать сомнений.
Хороший хозяйственник или инженер-производственник, обладающий при этом должной моральной гибкостью, ценится. Карьера для них не то чтобы обеспечена, но – возможна.
А есть – плакатные Герои, с правильными биографиями и желательно – внешностью. Не арийской, а той самой – чугуниевой, проглядывающей из самого нутра и ценящейся в структурах Партии.
Иван как раз из таких – бывший комсорг школы в родном колхозе и комсорг роты – в армии, грамоты за участие, социалистические соревнования, благодарности и поощрения за всё хорошее и против всего плохого. Наверное, если покопаться, можно найти открытку от нянечки из детского сада, в которой та хвалит Ванечку за умение ходить на горшок и кушать кашу.
Он прекрасно умеет говорить языком плакатным и народным, не замечать чего-то, чего замечать не полагается, и подмечать, а потом бичевать и клеймить любые мелочи, если так – Надо. Хороший ли из него получился бы политик в обычной европейской стране, я не знаю, а вот партийный деятель выйдет прямо-таки эталонный! Притом, как мне кажется, совершенно неважно, как именно будет называть Партия – КПСС или совсем даже наоборот…
… лишь бы она была Правящей.
Но последнее, разумеется, сугубо мои домыслы, а ещё – есть у меня странные мысли, что с биографией и происхождением у него не всё так гладко, как написано в анкетах. У меня и самого не всё так просто с анкетами и биографией, и здесь, в этом времени в этой… хм, национальности, вещи такого рода я привык улавливать по мельчайшим признакам, по косвенным данным, по оговоркам и вилянию взгляда.
А что там… вот честно, не знаю и понять не могу. Может, у него дедушка из наших, с интересной судьбой, репрессированный без права на реабилитацию. А может – всё наоборот, и у него папа – из пленных…
В СССР ни одно, ни второе, не является особой редкостью, но да… карьеру может попортить знатно! И такие, с пятном, обычно праведнее Папы Римского, по крайней мере – в вопросах идеологических.
– … пиздюка три долбоёба гнобят, а ты что, каждый раз в сторону смотрел? – продолжает отчитывать старосту Петрович.
Его ничуть не смущает, что… хм, пиздюк отоварил двоих взрослых мужиков, и что рост, да и телосложение, у нас в общем-то одинаковые. Вешу я, в силу возраста, поменьше, но не намного, и притом жилистый и поджарый. А Вадим – худой, длинноногий и длиннорукий, но при этом с отчётливым животиком, очень его не красящим.
– В самом деле! – поддакнул Валентиныч, крепко поддающий (но знающий свою норму!) токарь, самый возрастной в классе Петровича, воспринимающий школу скорее как клуб по интересам и хорошую компанию, – Не дело! Надо будет, мы нашему жидёнку сами ухи накрутим и лещей насыпем полную пазуху, но то – мы! Он, тля, наш жидёнок! Понял?!