"Чужой"
Шрифт:
Краснов вошел в "гостевую". Окно плотно занавешено; на тумбочке, рядом с широкой, добротной деревенской кроватью, горит "ночник". В комнате пахнет травами. Дарья, облаченная в голубенькую ночную рубашку, спала на правом боку, подложив кулачок под щеку. Из под одеяла высунулась босая нога; Краснов только сейчас заметил, что у этой девушки на лодыжке красуется цепочка... Что то бликануло в отсвете ночной лампы, вспыхнуло искоркой и погасло. Краснов наклонился, чтобы рассмотреть поближе. Так, так... Какой то камушек вплетен в эту витую ажурную цепочку, сделанную из "желтого металла". Страз? А может... "брюлик"? Да вряд ли... Камешек то довольно крупный, каратов в пять шесть. Скорее всего, "рыжье" настоящее, а вот камень - почти наверняка - бутафорский, страз либо фианит.
Он решил поправить одеяло. Дарья, чуть приподняв голову, довольно внятно сказала:
– Я не сплю. Сейчас... сейчас я встану...
После чего, повернувшись на другой бок, вновь прижалась щекой к подушке и провалилась в глубокую яму сна.
– Дима, я тебе другую одежду приготовила, - сказала Тимофеевна, когда он вышел из "гостевой".
– Глянь, ты где то джинсы свои запачкал! И возле коленки - видишь - порвались! Давай ка я их простирну, а потом заштопаю...
Краснов надел шорты и клетчатую рубаху - у них с Татаринцевым один и тот же размер одежды. По ходу выяснилось, что у него на правом бедре имеется довольно глубокая ссадина; где то зацепился этой ночью, или напоролся на что то в лесопосадке. Он и прежде ощущал, что у него саднит нога чуть повыше коленки, но не придавал этому особого значения... Попросил у хозяйки настойку йода и пластырь. Сам обработал ссадину, сам же ее заклеил полоской бактерицидного пластыря. Ну вот, теперь полный порядок.
– Дима, я тут кое что нашла в заднем кармане брюк, - женщина протянула Краснову сложенный в четверть лист бумаги и "визитку", на которой был написан номер телефона московского соратника по прозвищу Антизог.
– Чуть не постирала эти твои бумажки вместе с джинсами...
– А а... ну да, конечно. Спасибо, Тимофеевна...
Краснов вышел во двор. Солнце уже порядком припекало, поэтому он сел в тенечке, под полотняным, в форме шатра, навесом, где были расставлены белые пластиковые кресла. Тимофеевна - вот же заботливая душа!
– принесла жбан с холодным квасом, кружку и пепельницу. Краснов угостился кваском, выковырял из пачки сигарету, закурил. За всеми этими бурными событиями он как то забыл об этой записке, что вручила ему минувшим вечером Анна...
Он развернул листок. Записка написана черной шариковой ручкой, аккуратным, чуть наклонным почерком.
Дорогой Дима!
Не знаю, увижу ли тебя до отъезда в Москву, поэтому решила написать эту записку и отнести т в о и м, чтобы передали тебе.
Дим, мне очень жаль, что т а к получилось. Я виновата перед тобой, потому что я тебя обидела, и обидела - незаслуженно. Я очень испугалась в тот момент. Боялась, что может случиться беда, большая беда. Знаешь, я говорила по телефону с т е м человеком... думаю, ты понимаешь, о ком я. Вчера он приезжал сюда, на Вагонную. Я сказала ему, чтобы он не вздумал кому то МСТИТЬ, не вздумал искать ВИНОВНЫХ. Надеюсь, он меня послушается.
Извини, что так сумбурно пишу. Жаль, что не получилось поговорить, я завтра уезжаю - утренним поездом в Москву. Дима, я никогда не забуду, как ты меня опекал в детстве, словно я была тебе младшей сестренкой. Я тебя люблю... как брата, как одного из самых близких людей. Будешь в столице, позвони мне. Внизу записаны два номера - мой и моей лучшей подруги Юли, через которую можно всегда меня разыскать. Надо будет обязательно встретиться, Дима, поговорить по душам. А то сдавай документы в какой нибудь московский вуз. Какие твои годы, Дим, вся жизнь впереди?!
Не держи на меня обиду, ладно? Я тебя очень люблю. Целую. Анна.
Краснов перечел записку еще раз. Прерывисто вздохнул, сложил, сунул - вместе с "визиткой" - в нагрудный карман рубахи.
"Эх, Аня, Аня, - подумал он про себя.
– Знала бы ты, в какое дерьмо я вляпался...
Почище того мордобоя во время пятничной дискотеки, который так тебя напугал. Да и ты, девочка, и ты "сестричка", играешься, кажется, с огнем. Надеюсь, у тебя хватит ума порвать с тем джигитом, что волочится за тобой. Потому что этот Тахир, судя по всему, преопаснейший тип... хотя я и допускаю, что девушки от него без ума".
На какие то мгновения у него защемило сердце. Какая то недосказанность, неопределенность осталась меж ним и Анной. Жаль, что он не смог этим утром съездить на вокзал и посадить ее на поезд. Если бы не это треклятое ночное приключение, он бы непременно проводил бы ее, помог бы с вещами. Может, чего то важное они сказали бы друг другу...
Ведь сутки назад, на Вагонной, возле ее дома, когда Анна приникла к нему, когда встретились - пусть на короткие мгновения - их губы, во всем этом он ощутил нечто большее, чем обычная приязнь между знающими друг друга с раннего детства людьми...
Он затушил окурок, криво усмехнулся.
Не раскатывай губу, Краснов! Ты ничего не можешь предложить таким девушкам, как Анна. У тебя - по большому счету - нет ни образования, ни каких то особенных талантов, помогающих пробиться и занять достойное место в этом жестоком и равнодушном мире.
Так что выброси все эти мысли из головы... хотя бы на время.
К тому же не забывай, что всего в паре десятков шагов отсюда, в доме, в комнате с занавешенным окном, спит другая девушка, которая говорит во сне на каком то непонятном русскому уху языке.
Девушка Дарья, которую именно ты, Димон, привез на хутор своего дяди Федора Татаринцева.
Тимофеевна первой услышала звук автомобильного движка. Краснов затушил сигарету и поспешил за ней. На грунтовке, ведущей от асфальтированного шоссе к хутору, пылил УАЗ, который дядя выкупил у военных, лично подреставрировал, подкрасил и которым он пользовался для передвижения наряду с имеющейся в хозяйстве почти новой тентованной "газелью". Дмитрий вновь почувствовал тревогу: кто его знает, что за новости привез дядя Федор, и что эти новости сулят лично ему, Краснову.
Татаринцев въехал через проем в жердяной ограде во двор. Заглушил двигатель, выбрался наружу. Поправил барсетку, которая висела у него на поясе, потом негромко, но веско сказал:
– Тимофеевна, мечи на стол! Обедать будем! Как там Дарья? Все с ней нормально?
– Спит она, - сказала хозяйка, с тревогой посматривая на Татаринцева.
– Ну так что, Федор... накрывать обед?
– Конечно, - скупо усмехнулся тот.
– Война войной... а обед по расписанию!
– А ты привез... то, что я заказывала?