Чья-то любимая

Макмуртри Лэрри Джефф

Джилл решила, что заставит меня передумать. Она снова легла в постель. Я схватил ее, перекатил через себя и швырнул на пол с другой стороны кровати. На сей раз она ударилась о книжный шкаф, из которого вывалилось штук десять маленьких глиняных уточек. Увернуться от уточек она не успела.

– Ты пьян, – сказала Джилл.

– И ты тоже!

– Счастливого тебе дня рожденья! – сказал я. – Это у меня получается лучше, чем у тебя, как почти и все остальное. Я даже не знаю, что ты вообще умеешь, разве что сочувствовать.

Джилл собралась с силами, встала на ноги, взяла свою одежду и ушла. Я не придал этому никакого значения. Джилл не произнесла ни единого слова. Похоже, она спешила

выйти из квартиры до того, как ее начнет тошнить. Мне было на все наплевать. Я понимал, что начиналось нечто такое, на что уйдет уйма времени. Я уже так поступал, и не один раз, а дважды. Может быть, Джилл вернется утром, или же через пару дней, но она непременно вернется. А до тех пор она будет болтать по душам со своими многочисленными престарелыми друзьями. И все они в один голос станут ее заверять, что я – сплошное дерьмо. Они все будут ей доказывать, что я всегда был к ней несправедлив, что она проявляла чистый мазохизм и только губила себя, встречаясь со мной, что у наших с ней отношений не может быть никакого будущего, что я только порчу ее репутацию, и еще кучу подобных истин, которые, скорее всего, были наполовину справедливыми. А может, они были справедливыми целиком. Для меня это было совершенно не важно. Эти старые развалины могли поздравить себя с тем, что подали Джилл такие хорошие советы. А потом высказать ей сострадание по случаю ее трудного положения и прийти к общему мнению о том, какой я мерзавец. Меня же абсолютно ничего не задевало. Джилл обязательно ко мне вернется. Она была совсем не такой организованной, как Лулу. Это Лулу умела просто все включать и выключать, будто жизнь – водопроводный кран. Джилл так поступать не могла.

Главная же шутка состояла в том, что я сам был далеко не организованным человеком. И именно этим я их всех и одурачивал. Я всегда искал счастливых возможностей, но никогда не умел ими пользоваться. Если б я это умел, то остался бы с Лулу. Со временем я бы сумел ее уговорить, и она бы упрятала старину Дигби в наркологическую колонию для хроников. И я бы все это провернул. Но Лулу мне была не совсем по вкусу, честно говоря. И потому я предпочел, чтобы у меня с ней все закончилось так, как мне подсказывали мои импульсы. Так, как это делает Джилл. Я ненавидел стиль жизни Джилл, но она все равно была мне очень близка. Уже после того, как я решил, что мне вообще наплевать, станем ли мы с Джилл снова трахаться или нет, оказалось, она меня по-прежнему к себе притягивала. И так оно и тянулось, даже после того, как мы оба твердо решили, что пришла пора всему положить конец.

Думаю, и Джилл и мне очень помогло то обстоятельство, что в действительности Голливуд совсем не так уж безнадежно деловит, как обычно думают сами голливудцы. Есть здесь и такие сверхгуманные личности, как, например, Бо. Однако, по большей части, население Голливуда составляют ленивые типы вроде меня. Одеваются они как интеллигенты свободных профессий, а на самом деле обыкновенные бабники. Естественно, многие из них трахают не тех, кого им надо; и фильмы они делают абсолютно не те, какие надо. Пожалуй, Джилл была даже в чем-то права, что не отделяла себя от съемочных групп – съемочные группы вынуждены быть профессиональными, а иначе их просто уволят или даже вообще не пригласят на работу.

Джилл не появлялась три дня. Я ей не звонил, не звонила и она. Я занялся покером и начисто проиграл Карли Хезелтайн, секретарше Бо. Проигрыш меня не удивил – я знал, что эта дама привыкла быть во всем первой. Просто я хотел испытать свою судьбу.

Джилл вошла в комнату как раз в тот момент, когда я подумывал, не поехать ли мне в Вегас или еще куда-нибудь. Лос-Анджелес стал действовать мне на нервы. На Джилл

было красивое платье, а в руке – сценарий. Это наверняка означало, что происходят какие-то важные события.

– Ты все еще злишься? – в некоей нерешительности спросила Джилл.

– Могла бы позвонить и спросить, один я или нет, а уж потом приходить, – сказал я. – Ты ведь здесь не живешь, знаешь ли.

– Знаю, – сказала Джилл.

– А потому звони, как все нормальные люди. Это не общественное место, а частное.

– Оуэн! Мне кажется, ты переигрываешь с этим твоим хамством, – сказала Джилл. – Мне очень жаль, что все так получилось. Я не очень-то хорошо отозвалась о твоем фильме, и понимаю, что это могло тебя обидеть. Давай все забудем? У меня есть новости.

– На кой черт мне нужны твои новости? Джилл мои слова проигнорировала.

– Я сегодня обедала с Бо, – сказала она. – Ему твой фильм по-настоящему нравится. Похоже, он собирается потратить на него немало денег.

– Так пускай он скажет об этом мне, если уж ему и впрямь мой фильм нравится, – сказал я. – Ты ведь мне не жена, знаешь ли.

Конечно, Бо, наверняка, пытался сам мне позвонить. Я поручил телефонистке отвечать на все звонки, а сам даже не потрудился узнать, кто мне звонил. Разумеется, такое поведение не слишком хорошо характеризовало мой профессионализм, но в эти дни мне все было безразлично.

Джилл пожала плечами.

– Ты не очень-то понимаешь язык движений, как я вижу, – сказал я. – Что еще мне надо сделать, если недостаточно было пинка в живот? Большинство нормальных людей сразу бы поняли, что это означает только одно – их общество нежелательно.

– Я это поняла, как признак того, что ты обоссался, – сказала Джилл. – Не говоря уже, что ты был пьян. Я не восприняла это как твое последнее слово.

– Почему бы тебе не вернуться домой и притвориться, будто бы у нас с тобой был великий роман, – сказал я. – А иначе я вполне могу рассказать тебе о некоторых дамах, которых я трахал в последние дни.

Мои слова на минуту лишили Джилл дара слова. Она их обдумывала.

– Боюсь, я не могла бы притвориться даже для себя и сказать, что наш с тобой роман был великим, – сказала Джилл. – Мне, скорее, приятно считать, что наши отношения – особые.

– Так бы оно и было, если бы ты не помешалась на своей работе, – сказал я. – Знаешь ли, когда ты выматываешься из последних сил, меня это не очень-то воодушевляет.

Лицо Джилл стало несколько напряженным.

– Назови своих дам, – сказала она.

– Как насчет Лулу?

Джилл подняла брови, ожидая продолжение.

– Только она одна? – спросила она. – Других имен не назовешь?

– Остальных ты не знаешь, – сказал я. – Это, как бы ты сказала, – случайный секс. Одна тут, другая там.

– Ясно, – сказала Джилл. – Пожалуй, теперь мне понятно, почему иногда ты сам выглядел так, будто переработал. Правда, я всегда знала, что это никак не связано с работой в монтажной. Знаешь, ведь и от тебя отнюдь не всегда дух захватывает.

Джилл попыталась выразить мою суть, но выбрала для этого не те слова. Есть люди, которые просто не умеют оскорблять других. Если речь идет о подлости, то Джилл на это была абсолютно не способна. Но сердиться она умела. Сейчас челюсть у нее дрожала; она нервно ходила взад-вперед по комнате и искала, что бы ей поломать. Если бы у меня в комнате можно было найти какой-нибудь хрупкий предмет, она бы непременно его разбила. Но у меня никаких ценных вещей просто не имеется. И потому единственное, что могла сделать Джилл, чтобы разрядить вспышку гнева, это швырнуть мне в лицо тот самый сценарий, который она принесла. Правда, сценарий – это не то, что больше всего подходит в данном случае. Лицо Джилл пылало от ярости.