Циферщик
Шрифт:
Когда Кате было девятнадцать, её мать покончила жизнь самоубийством. Брат из-за этого окончательно спятил. Катя не вдавалась в подробности, но узнала, что Игорь после обнаружение тела матери, висящей в петле, снял её и ещё какое-то время прожил с ней, будто бы ничего не случилось. От обвинения в убийстве его спас найденный дневник матери и вложенная в него предсмертная записка. Отец уехал решать судьбу сына и хоронить бывшую жену. Катя в первый раз в жизни сильно обиделась на него, потому что он ни в какую не соглашался брать её с собой. А ей, несмотря на сделанное братом пять лет назад, безумно хотелось вновь с ним встретиться
Игоря положили в психиатрическую клинику, на добровольно-принудительное бессрочное лечение. Отец снова строго-настрого запретил Кате любые попытки как-то с ним связаться или, тем более, попытаться навестить.
— Екатерина Дмитриевна, здравствуйте, ещё раз! Вы скоро подъедете? Здесь на отчётики надо глянуть, расходный лист утвердить, и позвоните уже, пожалуйста, в снабжение, насчёт того оборудования. Это уже ни в какие ворота не лезет!
— Коля, я уже собираюсь. Буду через часик максимум, хорошо? На месте и поговорим. — Не дожидаясь ответа, Катя сбросила вызов.
Она оделась в один из своих строгих костюмов с белоснежной блузкой. Вертелась перед большим зеркалом, критически себя рассматривая и обдумывая, не надеть ли что-то более повседневное. Всё равно, она больше походила на школьницу, максимум — на молодую учительницу начальных классов, чем на крутую начальницу.
«Ну, ничего с этим не поделаешь, моя внешность — моя защита. Может, для Андрея сегодня надеть что-то откровенное? То платье, которое едва попу прикрывает? Или вообще, встретить в одном белье… Или без… Эх, подруга, похоже заарканила ты себе очень любопытный экспонат. Если, конечно, он не подумал, что я потаскуха и больше никогда ко мне не придёт».
Катя отбросила последнюю мысль, как совершенно глупую, и собиралась уже нанести на лицо немного макияжа, когда раздался звонок в дверь. «Чёрт, я же написала, — вечером. Ладно, если что, возьму его с собой».
В абсолютной уверенности, что за дверью стоял Андрей, Катя направилась открывать ему, подбирая самую обаятельную свою улыбку. Но когда дверь открылась, улыбка тотчас исчезла с её лица. А взгляд приобрёл тот пронизывающий прищур и принялся буравить гостя.
За дверью стоял её брат, Игорь.
13
— Ну привет, сестрица! Зайти можно? — улыбался, светя желтизной своих некрасивых зубов, её брат. Странно, но несмотря на прошедшие годы, его лицо почти не изменилось. При беглом взгляде ему можно было бы дать лет пятнадцать. Но если задержать взгляд чуть подольше, становилось понятно, что он явно старше. Наверное, такой контраст создавали веснушки и по-детски открытый взгляд на его лице. Но всё равно, лицо его было осунувшемся, с мешками под глазами, и, если надолго сосредоточить на нём взгляд, становились заметны нервные и тревожные подёргивания губ. А вот золотые шикарные локоны, которые были у него в детстве, он сбрил, оставив только короткий светлый ёжик. Если бы не высокий рост, он бы и впрямь смахивал на пацана-беспризорника.
— Зачем ты пришёл? Я говорила тебе не заявляться сюда без моего
— Я был в его офисе, мне сказали, что его нет в городе. Мне кажется, или ты не рада меня видеть?
Катя повернулась, махнула рукой, приглашая его зайти. Сама направилась в комнату, бросив через плечо:
— Идиот, телефоном пользоваться разучился? Зачем в офис попёрся? Ладно хоть причёску поменял — мозгов хватило.
— Ну не всё же с этими лохмами ходить? Эх, сестрёнка, всё-таки здорово вы живёте! Не то, что моя халупа, — Игорь вольготно развалился на диване, оглядывая большую комнату. — Выпивкой не угостишь?
— И думать забудь. Пей те таблетки, которые я тебе дала, они заменят алкоголь. — Катя встала напротив брата, набрала номер Коли с работы, не вдаваясь в подробности, предупредила, что приедет через два часа, а не через час, как обещала.
— Ты прямо настоящая бизнес-леди! Такая вся из себя: «я задержусь, без меня ни туда-ни сюда». Молодцом! А я тебя помню, как ты с куколками играла. Домик Барби у тебя очень крутой был, ну для девочки шести лет, конечно.
— Да, а я помню, как ты мне кошачью голову подарил. О чём ты вообще тогда думал? Лучший подарок для девочки на четырнадцать лет? — Катя нервно металась по комнате, крутя в руках телефон. Внезапное появление Игоря совершенно не входило в её планы. «Чёрт, почему было не посмотреть в глазок, прежде чем открывать. Хотя, если было бы что-то важное, он бы торчал у двери весь день. Нужно быстрее решить с ним все вопросы».
Игорь рассмеялся новым, истеричным, раздражающим смехом — наследством его пребывания в лечебнице.
— Да я тогда упоролся и решил тебя удивить. Помню ту ночь. Так и чесались руки. А там ещё в переулке девчонку видел, которая по телефону трещала. Думал забрать, тебе подарить. Но она меня знала, поэтому не стал. Тебе всё равно батя покруче подарил. А та кошка мне просто дорогу перебежала.
— Она же была белая!
— А какая разница? Катюха, дай пожрать чего-нибудь, если уж выпить нельзя.
— Говори прямо, зачем ты сюда пришёл, Игорь? Я тебе просто так квартиру снимаю, деньги даю? Если я тебе сказала, что сама с тобой свяжусь, значит свяжусь сама!
Игоря выпустили из лечебницы пару месяцев назад. Девать его было некуда, поэтому отцу не оставалось ничего другого, как ехать за ним в другой город и везти домой. Екатерина уже не была девочкой, которой можно было сказать категорическое «нет», поэтому она поехала с ним, забирать своего братца. Отец переживал о близящемся воссоединении семьи, о реакции дочери на человека, чуть было не изнасиловавшего её в детстве. И никак не мог понять, почему же она так жаждет этой встречи.
Вместо Игоря им отдали безвольного вялого овоща, которому нужно было просто питаться таблетками. У него была заторможенная реакция, отсутствующе-бегающие глаза. Сам он выглядел просто ужасно: чудовищно худой, веснушки чередовались с гнойными прыщами, длинные, грязные, неухоженные волосы падали на лицо. Но Игорь всё равно узнал своих родственников. Сначала долго вглядывался в Катю, а потом его рот расплылся в подобие улыбки. Отца он узнал чуть позже.
— А чего это вы меня не навещали, а? — был первый его вопрос, произнесённый каким-то чужим, заторможенным и лишённым малейших эмоций голосом. И вопрос был вполне справедлив.