Цикл Дегона. Книга 1. Бог-амфибия
Шрифт:
Решительно отвернувшись от фальшборта, Труман махнул рукой Спирсу и указал сперва на тень, а потом на массивную пушку, стоявшую на носу корабля и накрытую водонепроницаемым брезентом. Немного поколебавшись, Спирс энергично закивал, стараясь, чтобы Труман увидел его реакцию. Затем он взял рупор.
Через пару минут на палубе появились три матроса. Они торопливо подошли к пушке и начали готовить ее к выстрелу. Соленые брызги мгновенно промочили их одежду, но, будучи настоящими мужчинами, они знали, что делать. Все их движения были натренированными и отточенными.
Расстояние
При условии, что они дадут ему этот шанс.
Капитан вспомнил о полудюжине кораблей, которые пропали без вести вместе со своей командой и, чуть помедлив, взглянул на моряка, стоявшего возле пушки. В следующее мгновение Труман поднял руку и резко опустил ее.
Почти одновременно с этим раздался глухой треск — пушка выстрелила. Снаряд полетел по вытянутой параболе к тени, с шипением пронзил толщу воды и попал туда, где, возможно, находился череп чудовища, если у него вообще был череп. Через долю секунды на глубине в двадцать футов появилась яркая вспышка, осветившая все вокруг. Затем поднялся настоящий вулкан из пены, воды и бурлящих серебристых пузырьков воздуха, который закрыл Труману и всем остальным обзор.
Выстрел был идеальным. Такие попадания описывают в учебнике. Точнее не бывает. На корме корабля послышался треск, и что-то огромное, серое взвилось за плотной завесой бурлящей пены. Внезапно море задрожало. Огромная тень промелькнула под «Стрелой», сделала невероятный пируэт и камнем пошла на дно. Вес чудовища, судя по всему, был таким большим, что на поверхности моря образовалась воронка, задевшая даже «Стрелу». Корабль наклонился набок, а потом стал кружить на месте, но сила моторов преодолела всасывающую силу воронки и привела шхуну в равновесие.
Труман с трудом отдышался. Из-за резких движений корабля капитан и матросы упали, но никто из них не получил серьезных травм. Один из матросов даже бросился перезаряжать пушку — на тот случай, если монстр решит вынырнуть еще раз.
Постепенно корабль перестало раскачивать. Море по-прежнему пенилось, и из глубины вод поднимались громадные лопающиеся пузыри воздуха, однако чудовища рядом со «Стрелой» видно не было. По всей вероятности, снаряд убил его на месте, отправив в ледяную темную могилу, из которой невозможно восстать, подумал Труман.
Уже в следующий миг капитан понял, что жестоко ошибся. Пушка, конечно, была мощным оружием, и ее снаряда хватило бы на то, чтобы убить слона, а может, и синего кита, о котором говорил Спирс. Но чудовище, которое в пять раз больше «Стрелы»?.. Как охотник, подстерегающий добычу, капитан знал, что монстр где-то рядом. Возможно, глубоко под ними. Он прячется. Он затаился и ждет.
Внезапно корабль дернулся, как от удара молотом. Когда Труман услышал крики и грохот, он понял, что огромное чудовище, прорвавшись сквозь толщу воды, устремилось к «Стреле». Он оглянулся — и замер от ужаса.
Последнее, что видел капитан-лейтенант Труман в своей жизни, была волна высотой с дом, напоминавшая стену из стекла, а за ней — огромная, отливающая зеленью черная тень, обрушившаяся на его корабль.
Мы поднялись наверх. Я не повел своего гостя в библиотеку, так как за те четыре дня, которые я провел там, непрерывно работая, комната стала напоминать скорее склад, чем жилое помещение. Мэри принесла нам свежий кофе и блюдо с бутербродами, на которые Баннерманн немедля набросился, словно он исстрадался от голода. Я сгорал от любопытства, но все же сдержался и воспользовался моментом, чтобы внимательно рассмотреть своего гостя.
Его вид не переставал меня удивлять. Я помнил Баннерманна серьезным, но весьма жизнелюбивым человеком; мужчиной, который, хотя и не был доволен своим местом в жизни, отведенным судьбой, все же умел выжимать из сложившейся ситуации все возможные удовольствия.
Сейчас я видел перед собой настоящую развалину. Сначала мне показалось, что он болен, но это было не так. Темные тени на его лице остались после пережитого горя и бедствий, а огонь, горевший в глазах, появился от ожесточения. Руки Баннерманна сильно дрожали, и, хотя он влил в себя четыре-пять чашек кофе, его потрескавшиеся губы оставались сухими. Я не удивился, когда, покончив с завтраком, он попросил у меня виски.
Я молча встал, наполнил стакан и, на всякий случай, поставил бутылку на стол. Баннерманн осушил стакан, налил себе еще — на этот раз до краев — и с жадностью выпил. Заметив мой изумленный взгляд, он на мгновение смутился. Но только на мгновение.
— Давно пьете? — поинтересовался я, когда он влил в себя очередной стакан виски.
Баннерманн посмотрел мне прямо в глаза, сделал еще один глоток и повертел стакан в пальцах.
— Пару недель, — ответил он. — Признаться, я в этом деле не то чтобы специалист… но быстро учусь. — Он отвел взгляд, а затем вновь повернулся ко мне и, скривив губы в болезненной улыбке, добавил: — Знаете, я пытался упиться до смерти. Но что-то не очень получается.
Когда он наполнил еще один стакан, я не стал церемониться и схватил его за руку. Баннерманн недовольно вскинулся, попытавшись стряхнуть мою руку, но я лишь покачал головой и отобрал у него стакан и бутылку.
— Вам что-то было нужно от меня, — напомнил я. — Или вы уже забыли?
Баннерманн протянул руку к стакану и в ярости прорычал, когда я не дал ему выпить:
— Черт побери, дайте сюда эту злосчастную бутылку, Крейвен! Мне нужно промочить горло!
Но я не собирался идти на уступки.