Циклическая ошибка
Шрифт:
Аня прикусила язык, хотя сказать хотела многое. Например, узнать, что мешало им заночевать внизу, а уж подниматься, когда станет ясно, что погода благоприятствует. Но, в конце концов, местному было виднее.
Михалыч достал какой-то сверток, в котором Аня не без удивления узнала палатку, и начал сноровисто ее раскладывать. Та была белого цвета с неяркими серыми разводами. Пожалуй, лучшую маскировку для местного пейзажа сложно было придумать: даже в ясный день различить их укрытие было бы сложно уже метров со ста. А в непогоду - так и вовсе можно было мимо пройти и не заметить. Особенно если в палатке не распевать похабные песни и не танцевать нижний брейк.
Злая и замерзшая, Аня залезла в палатку, пока Михалыч укрывал их снегоходы каким-то тентом, такой же маскировочной расцветки. Подожгла спиртовую таблетку, просто для удовольствия посмотреть на огонь, обняла себя за колени и стала клевать носом. Дед неодобрительно гудел рядом что-то о молодежи, неспособной даже костерок сообразить без новомодных примочек, параллельно распаковывая собранные в дорогу бутерброды, но его голос отступал все дальше и дальше...
– Подъем, - команда сопровождалась чувствительным толчком под ребра, поэтому сработала на удивление хорошо. Аня открыла глаза, матерясь про себя на все лады, вылезла из палатки и увидела... Да почти ничего она и не увидела, потому что вокруг стояли ночь и метель. Не белая, а серая, как мутная-мутная вода. И выла она претоскливо.
Михалыч сунул в Анины озябшие руки термос с горячим чаем.
– Давай, очухивайся, и в путь.
– Ух ты ж, - промямлила она, пытаясь непослушными пальцами отвинтить крышку термоса.
– Едем очень медленно. След в след за мной. Заглохнешь - возвращаться за тобой не буду, шкура дороже. Оно понятно?
"Еще как". Аня кивнула, пытаясь собрать в кучку разбегающиеся мысли. Она просто не представляла, как можно куда-то ехать при такой видимости. Предметы дальше пяти метров от нее как будто вообще перестали существовать.
– Да пошутил я, - прищурился дед.
– Я снегоходы веревкой связал. Но ты, девка, тоже по сторонам смотри и не глупи. Пост далеко, да и беспилотники эти проклятущие в такую погоду никто не выпустит, а шуметь все равно не надо. Береженого Бог бережет.
Определенно, если бы бог хоть немножко Аню берег, она бы уже плавала в одном бассейне с Лесей, потрясая нравственные устои Винсента фиолетовыми косами, если от этих устоев стараниями подруги хоть что-то еще осталось. Но ведь нет же, опять ее потянуло на какую-то авантюру. С неясным пока исходом. Причем на авантюру, за которую можно было схлопотать не только реальный срок, но и пулю в голову. Хотя, возможно именно это было бы единственным, что заставило бы ее, в конце концов, пораскинуть мозгами. Вторая досаждавшая ей мысль была еще более прозаичная: похоже, она в очередной раз продешевила. Семь тысяч юаней за такие мучения теперь выглядели не самой достойной платой. И увлекательное приключение, казавшееся таким разве что из уютной и теплой квартиры в Москве, начинало превращаться во вполне серьезную угрозу жизни и здоровью.
Снегоход ехал на минимальной скорости, с выключенными фарами, и рассекал снежную целину, глубоко проваливаясь в снег. Аня даже от греха подальше выключила на "виишках" все функции, кроме системы обогрева. Кто его знает, что там могли придумать пограничники, чтобы заработать лишний бонус к жалованью. Она бы на их месте постаралась.
Больше всего Аня боялась, что двигатель начнет перегреваться и реветь. Зрелище, открывавшееся ей впереди, было похоже на кошмарный сон: от снегохода в клубящуюся серую мглу уходила веревка, постепенно теряющая очертания, и там, на самой границе видимости, выступал неясный силуэт. Вернее, темно-серое пятно на просто сером. А еще все выло, клубилось, неслось во все стороны разом и почти вращалось, как в гигантском калейдоскопе.
Пожалуй, Аня понимала только то, что дорога, похоже, забирает вверх, и что, если она сейчас свалится со снегохода, местное зверье найдет ее здесь куда быстрее, чем МЧС. Если МЧС вообще сунется в такой медвежий угол. Поэтому намертво вцепилась в руль и ждала непонятно чего. То ли конца метели, то ли сигнальной ракеты, то ли счастливого освобождения.
В таком прискорбном состоянии Аня даже не поняла, в какой именно момент они перевалили хребет и оказались по восточную его сторону, на арендованной территории. Мело, наверное, около полутора часов. Видимость из нулевой сделалась просто отвратительной. "Вишки" все-таки обледенели, и, по личным ощущениям Ани, мороз был градусов под пятьдесят, хотя в реальности температура едва ли упала ниже тридцати. В общем, собственная героическая смерть ей в ранней юности как-то иначе представлялась, чем примерзнуть к снегоходу на вроде как нейтральной территории во вроде как мирное время. Из красивого антуража, пожалуй, только секретная миссия и осталась, но, увы, осознание благого дела и даже будущего заработка вообще нисколько не грело и видимость не улучшало.
Когда где-то впереди, над бескрайним темным лесом замаячила узкая полоска зари, по цвету напоминавшая шампанское в бокале, Михалыч притормозил. И, к удивлению Ани, хлопнул ее по плечу: этот жест она скорее увидела, чем почувствовала, настолько замерзла.
– Молодец, девка. Дальше так гнать не придется. Тут у меня заимочка неподалеку, надо глянуть, не было ли там гостей. Ты пока здесь посиди, только не засни. Там потеплее будет, там и поспишь. Границу с Божьей помощью перешли, дальше полегче станет. Выше нос. Варежкой потри, пока не отвалился. А то будешь потом молодцам рассказывать, что не от дурной боле... Эй, девка? Девка?
– Эх, девка-девка, как хорошо держалась, да сморило. А все потому, что не бабское это дело...
Аня и рада была бы что-то возразить или задать какие-то уточняющие вопросы касательно их местонахождения, но не могла: приговаривающий Михалыч методично вливал ей в рот какую-то дрянь, судя по вкусовым ощущениям - кровь. Аня закашлялась и выплюнула соленую гадость.
– Что за...
– Бульон. Из зайца. Самое то с мороза. Нормальный дворец, да?
Аня огляделась.
Ну, если сравнить с чистым полем, дворец был и впрямь отличный. Это был какой-то заброшенный сарай, с, мягко говоря, минимальной обстановкой. Собственно, помимо лапника, на котором она лежала, внутри ничего и не было. Да и дыр в сарае суммарно все-таки имелось несколько меньше, чем прикидывающихся стенами и крышей досок. Хоть ветер не выл, или, вернее, не выл в том углу, где она лежала, укрытая маскировочным костюмом. Наверное, в таком домике должно было пахнуть овцами - Аня вспомнила, что где-то читала, такие лачуги строились на высокогорных выпасах - но, кроме как кулинарными шедеврами Михалыча, здесь не пахло ничем. Место было совершенно мертвое. Аж жуть брала.
– Это мы где?
Михалыч как-то странно ухмыльнулся, вдруг растеряв всю свою покровительственную веселость:
– Нигде.
– В плане?
– опешила Аня.
– А в том и плане, что "нигде". И называется "никак". На карте этих мест не найдешь. Если только на бумажной и очень старой. Но ты таких, поди, не видала?
Аня покачала головой, жалея, что спросила. Ей почему-то никогда не приходило в голову узнать, а как к договору аренды относятся люди, раньше жившие к востоку от хребта. Те самые мешавшие сделке двенадцать процентов. На минуточку, это было двадцать миллионов человек, таких же, как Аня. Со своими судьбами, своим походом в первый класс, заборами на школьном дворе, через дырку которого они сбегали с уроков, местами, где они признавались в любви и где разбивали друг другу носы, а еще никто уж точно не стал переносить на запад кладбища, на которых нашла свой последний приют их родня.