Циклон «Блондинка»
Шрифт:
Была полночь, когда лорд Баннистер добрался до своей каюты. Наконец-то одиночество и покой!
Он обессиленно рухнул в кресло, приготовил себе чай (он никогда не передоверял это другим), закурил сигару и, чтобы успокоить взбудораженные нервы, решил почитать. Однако усталость сморила его, и он тотчас же, сидя в кресле, уснул.
Тут отворилась дверь. В каюту вошла дама в лиловой пижаме — та самая дама, знакомство с которой произошло при столь неприятных обстоятельствах. Она резко встряхнула Баннистера и произнесла:
— Меня зовут Эвелин Вестон. Умоляю, позвольте мне провести эту Ночь у вас…
Глава третья
Каюта превращена в руины. Профессор в растерянности, Эвелин спит. Восходящее солнце выставляет обоих в неблагоприятном виде. Каторжник, несмотря на блестящую аттестацию, вынужден искать применение своим достоинствам в другом месте. Жирный с полным основанием отбивается от некоего шофера, доказывая тем самым свою безобидность. Эвелин отменяет заказ мистера Вильмингтона на ужин и собственноручно накрывает на стол. Гордон ищет Будду у него в доме.
Эвелин, ценой долгих усилий очистив одежду от грязи, поспешила в кают-компанию. Она и сама понять не могла, отчего присутствие профессора приводит ее в такое смущение. Как это ни глупо, но она перед ним потупляет взор, словно девчонка! После ужина Эвелин тотчас же удалилась к себе в каюту и, закончив приготовления ко сну, вознамерилась почитать.
Впервые в жизни она плыла на пароходе. Море, как и обычно в Ла-Манше, было подернуто зыбью. У девушки закружилась голова, и, отложив книгу, она решила немного проветриться на свежем воздухе. На палубе, кроме нее, никого не было. Тяжелая, мрачная ночь спустилась над морем.
Эвелин прогулялась до самой кормы и, почувствовав себя лучше, повернула обратно. Судно казалось вымершим, словно на нем путешествовала она одна. Нигде ни пассажиров, ни матросов. Эвелин ускорила шаги. Когда до каюты оставался какой-нибудь десяток метров, не более, она застыла на месте как вкопанная.
У двери ее каюты стоял какой-то человек. Каторжник!
Она прижала руки к отчаянно колотившемуся сердцу. Что же делать? Впрочем, ведь не решится же он напасть на нее здесь, на судне, смешно подумать!.. Однако напрасно Эвелин пыталась успокоить себя. Волнующие события последних дней, непривычное морское путешествие, пребывание в одиночестве привели ее в истерическое состояние. Она дрожала всем телом.
Огромный лысый человек стоял, широко расставив ноги, и огонек сигареты на мгновение выхватил из темноты очертания его изуродованного шрамом профиля.
Внезапно решившись, Эвелин шагнула было к каюте, но каторжник плотно загораживал вход, неподвижно застыв на месте и оборотясь к ней лицом…
Господи, что же делать?!
И тут она увидела рядом чью-то каюту, где горел свет. От ужаса у нее стучали зубы, и тело уже не дрожало межой дрожью, а судорожно сотрясалось. Неосознанно, ведомая инстинктом панически напуганного человека, она ринулась в эту спасительную каюту.
— Меня зовут Эвелин Вестон. Умоляю, позвольте мне провести эту ночь у вас… Меня преследуют!
Пожалуй, профессор не так удивился бы, если бы к нему в каюту вломился носорог, чье чучело мечтательно обозревало обстановку его лондонской квартиры, и, извинившись за вторжение, предложил бы сыграть в покер… Кстати, подобная ситуация была бы для Баннистера предпочтительнее, поскольку с охочим до карт носорогом ему легче было бы найти общий язык, чем с этой дамочкой в лиловой пижаме и шлепанцах, которую зовут Эвелин Вестон и к тому же преследуют.
Баннистер сразу же решил, что разумнее всего будет подняться с кресла, однако неловкость ситуации усугубил его давний недруг — чайный стакан, который, воспользовавшись удобным моментом, тотчас грохнулся на пол. Да и салфетка, подобно омерзительному полипу, исподтишка зацепилась бахромой за пиджачную пуговицу лорда и поползла по столу, увлекая за собой сахарницу, спиртовку, книгу и, наконец, бутылку рома.
Беспрецедентный случай: к вам входит женщина, и в тот же миг все вокруг падает и рушится! Каюту наполнил предсмертный звон бьющейся посуды, а рассыпавшийся сахарный песок безмолвно агонизировал, растворяясь в луже рома посреди ковра.
— Чем могу быть полезен? — промолвил лорд Баннистер упавшим голосом.
Девушка тоскливым взглядом уставилась на груду осколков, некогда составлявших сервировку стола.
— Прошу вас… Позвольте мне провести здесь оставшуюся часть пути. Ведь мы скоро приплываем… Меня преследуют…
— Я могу проводить вас до каюты…
— Нет, нет, на это я пойти не могу! Чтобы из-за меня и вас… чтобы вы пострадали… Возле каюты меня подстерегают убийцы, один из них только что отсидел шесть лет… Простите, я, пожалуй, пойду… — И девушка повернула к двери.
Профессор видел, что она дрожит от страха. Ну как выгонишь такую из каюты? Он взял девушку за руку. Рука ее была холодна как лед.
— Садитесь, пожалуйста, и прежде всего выпейте немного виски.
Девушка села и, выпив виски, чуть успокоилась. Зато беспокойство лорда Баннистера лишь возросло.
— Все же ваши аргументы недостаточно убедительны, — сказал он.
— За мною гонится убийца… Он подкарауливает у двери… я не решаюсь даже дойти до своей каюты… — запинаясь, промолвила Эвелин.
— Но и в моей каюте вам нельзя оставаться до утра. Это повредит моей репутации, а кроме того, противоречит моим принципам.
— Вы правы, милорд… — Она направилась к двери, но была так жалка в своем страхе, что профессор преградил ей дорогу.
— Нет, я не могу вас так отпустить! — Он нервно расхаживал по каюте, и мелкие монетки позвякивали у него в кармане в такт шагам. — Мне кажется, нет ничего предосудительного, если женщина в таком взволнованном состоянии проведет несколько часов в обществе врача. Прошу вас, садитесь. Скоро рассветет и мы прибудем в Кале. — Он не слишком дружелюбно произнес эти слова, поэтому счел нужным добавить: — Извините, что я так раздражен, но, в конце концов, личная жизнь джентльмена — не проходной двор!