Циклоп
Шрифт:
Драться Танни не любил, но время от времени приходилось. А когда он станет главным силачом — кто ж его задирать осмелится? Нет, отец правильно придумал насчет размена. Глаза и пальцев на ногах было, конечно, жаль. Но даже сопляки, кто ходит без штанов, с голым задом, понимают: за все надо платить. Бывает, платишь деньгами, а бывает и по-разному.
Хотя Хильде, например, ничего не отрезали.
Эх, Хильда, сбитые коленки…
…круговерть, метель, буран — пурга из лепестков, белых и розовых. Налетчик-ветер коварно проникает в сад, срывая одежды с красоток-вишен. И, не в силах удержать добычу,
— Тили-тили-тесто, жених и невеста! — вопит Юсик-звоночек. Вредный малявка, он всегда орет им в спины. — Не сойти вам с места!
Хильда и Танни хохочут. Их давно дразнят «женихом и невестой». Они привыкли. Дочь зеленщика Хьюго на полтора года старше Танни, но, как ни странно, не чурается водить компанию с мальчишкой младше себя — да и с его приятелями тоже. С другими девчонками ей скучно. Она резвее Танни лазит по деревьям, таская яблоки из чужих садов, может с первого взгляда отличить лигурийский барк от даотхийской баркентины, а норхольмский драккар — от ригийской галеры, и удит рыбу в сто раз лучше рыжего хвастуна Джеронимо. А еще она красавица. У нее вечно содраны коленки. И нос облуплен от солнца. Самая лучшая девчонка на свете! Танни не обижается на «тили-тили тесто», и даже чуточку гордится.
Они стоят в тени стены. Шершавый песчаник теплый, почти горячий — солнце прогрело камень насквозь. Хильда больше не смеется. Кусает губы, сделавшись непривычно серьезной.
— Знаешь, Танни… Меня завтра в Янтарный грот ведут.
— Зачем?
— На размен.
— Ух ты! — вырывается у Танни.
Танни тоже предстоит размен. Не скоро, через год. Вспоминая об этом, он всякий раз ощущает холодок в груди. А тут надо же! — девчонка, а говорит о размене спокойно, и совсем не боится. Танни глядит на хмурую подругу, и восхищение бесстрашной Хильдой, радость за нее куда-то исчезают. Так прячутся бродячие шавки при виде бойцового кобеля.
— Кого из тебя сделать хотят?
— Невесту. Чтоб замуж, и детей рожать.
Хильда, потупившись, смотрит в землю. Теребит нефритовый кулон, подарок отца. Кулон она носит на шнурке витой кожи. Сейчас шнурок порвется, и Хильда зашвырнет темно-зеленого козленка за три моря.
— Тебе ж рано — замуж! И рожать…
— Отец сказал, я после размена повзрослею.
Танни хочет спросить, что Хильде отрежут, чтоб она стала взрослой. И не решается. Она, небось, и сама не знает. Ее в грот еще не отвели. Вместо этого он с замиранием сердца бросается в другой омут:
— За кого замуж?
— Отец сказал: за Мозеса. Сына торговца вином. А я не хочу! — отчаянно кричит Хильда. — Не хочу в грот! Не хочу за Мозеса! Он толстый! У него прыщ на носу! И изо рта воняет… Я… я, наверно, из дома убегу…
Крик угас. Теперь Хильда шепчет едва слышно:
— Только ты не говори никому!
— Могила!
Весь вечер, до самой ночи, Танни ждет Хильду возле ее дома, с дорожной котомкой на плече. Они бегут вместе. Нет, не бегут. Танни стоит, мнется с ноги на ногу, и уходит в полночь, не дождавшись. Он даже не видит, как утром родители ведут понурую Хильду в Янтарный грот.
Ее держат за руки: крепко-крепко.
В следующий раз Танни встретит Хильду через месяц, в лавке зеленщика Хьюго. Отец послал его за петрушкой и укропом. Хильда — взрослая. Очень-очень. Словно за месяц прожила лет пять, а то и больше. Девчонка с содранными коленками? Нет, девица на выданье. Бедра заметно
— Привет, Хильда!
Она поворачивает голову. Смотрит на Танни, не узнавая. Но ведь это она теперь — изменница! Он-то остался прежним. Почему же…
— Это я, Танни! Ты что, забыла?
Хильда моргает: раз, другой.
— Танни? Танни… Да, я помню.
— Это же я…
— Мы вместе играли. Привет, Танни.
И молчит, глядя сквозь него, в стену. Таким взглядом не отличить драккар от галеры. А уж барк от баркентины — и подавно. Для такого взгляда, пожалуй, Танни и лишайный кот под забором — все едино.
— Что с тобой сделали?
Разговорить Хильду — проще разгрузить торговый бриг. Каждое слово приходится тащить клещами, повторяя вопросы по десять раз. Да, была в Янтарном гроте. У сивилл. Да, размен. Нет, ничего не отрезали. Вставляли в глаз медную штуку. В уголок глаза. Длинную и тонкую. Забыла слово. Проволоку? Спицу? Наверное. Больно? Не помню. Кажется, да. Давали пить сладкое, чтоб не болело. И горькое давали пить. Целый день спала. Сны? Нет. Не помню, о чем. Проснулась. Привели домой. Глаз? Глаз видит. Скоро у меня свадьба…
— Мозес! — при слове «свадьба» Хильда улыбается. Хлопает в ладоши: — Хочу замуж. Раньше? Не хотела? Дура была…
В лавке объявляется жердяй Хьюго, отец Хильды. Пялится на Танни, супит брови. Словно в грудь кулаком толкает. Готов отдать даром хоть петрушку, хоть укроп. Лишь бы непрошенный гость сгинул. «Чтоб тебя ведьмы сожрали!» — читается на лице зеленщика. Купив, что велено, Танни спешит распрощаться.
— Пока, Хильда! Увидимся!
— Пока, Танни.
Они не увидятся больше. В конце месяца Хильда выйдет замуж за жирного Мозеса. Понесет с первой ночи, и в положенный срок родит мальчика — легко, без лишних мук. Повитухи скажут: «Выплюнула!» Сын — здоровый крепыш. Вскоре после родов Хильда забеременеет вновь. Танни, прячась за дверью, подслушивает, как об этом говорят отец с матерью. «Носит на зависть… Мужнина семья от счастья лопается… и по хозяйству… Ну, дура. Так ведь молчит! Языкатые мужьям всю плешь насквозь…»
«Я не девчонка! — каждую ночь, засыпая, твердит себе Танни, как заклинание. — Мне замуж не надо! И рожать — тоже. Я стану сильным! Могучим! Буду много зарабатывать. Разбогатею. Дом куплю — большой, на целых пять комнат! Чтоб всем места хватило: и отцу с матерью, и…»
А сам думает: как оно, в Янтарном гроте? Что ему отрежут?!
Больно, небось, когда режут…
3.
Белые мухи завершили танец. Вот последние из роя опустились на землю — и, повинуясь беззвучному сигналу, облака в небе расползлись древней ветошью. Лохмотья истаяли, как по волшебству. В прореху ударило солнце. Снег заискрился мириадами серебряных блесток — смотреть больно. Левый глаз Танни ослеп, но слезы выступили из обоих. Мальчик проморгался. Снег расчертили голубые тени от голых, черных деревьев; резко обозначились протоптанные тропинки. Открылась дверь соседнего барака. Эльза? В полушубке нараспашку, с непокрытой головой — лишь лента удерживает тяжесть густых волос — сивилла плыла по снежному морю, вздымая из-под сапожек искрящиеся буруны.