Цирк Обскурум
Шрифт:
— Очень страшно, — говорит папа.
— Дайте мне посмотреть, — прошу я, и мужчина протягивает мне зеркало. У меня отвисает челюсть от искусства, которое он сотворил на моем лице.
Над дугами моих бровей торчат ярко-красные дьявольские рожки с драгоценным камнем на каждом кончике. Мой рот был расширен с обеих сторон таким же ярко-красным цветом, с большим количеством драгоценных камней в каждой точке. Бриллианты также обрамляют мое лицо, создавая форму сердца, которое заканчивается на подбородке и выгибается дугой между бровями. Мои глаза черные, с дымчатыми
Я выгляжу потрясающе.
— Мне нравится, — шепчу я.
— Хорошо, а теперь иди развлекайся, дорогая, — с улыбкой говорит гримёр. — Наслаждайся темнотой, которую ты найдёшь.
— Спасибо вам, — говорю я мужчине, прежде чем беру отца за руку и позволяю ему увести меня.
Следующий час мы проводим, исследуя окрестности, играя в игры и наслаждаясь небольшим шоу жонглеров.
— Слава богу, остался только один киоск, — шепчет мама, когда мы проходим между двумя палатками. Я игнорирую ее, предпочитая есть сахарную вату, но все равно ее слова огорчают меня. Все почти закончилось? Уже?
Поворачивая голову, я бросаю взгляд между палатками, когда мы проезжаем мимо, и вижу молодого парня в черном жилете и слаксах. Он печально разговаривает с огромным клоуном, его руки плавно двигаются в такт рассказыванию истории. Он выглядит таким нормальным, но кажется другим. Он странный. При виде него я сбиваюсь с шага, и отец подхватывает меня, чтобы я не упала. Не знаю как, но они, должно быть, чувствуют, что я наблюдаю. Когда они поворачиваются, и я встречаюсь взглядом с черными глазами мальчика примерно моего возраста, мое сердце почти останавливается. Он, красив, но он отворачивается, прежде чем я успеваю рассмотреть его поближе.
— Эмбер, не отставай, — отчитывает мама, когда я снова спотыкаюсь.
Отворачиваясь, я сосредотачиваюсь на своих шагах, не желая влипнуть в неприятности или чтобы день закончился преждевременно. Мы останавливаемся возле последней палатки, и даже мой папа смотрит с сомнением на ее внешний вид.
— Может, нам просто пойти домой? — предлагает он, почесывая свои седеющие волосы. — Что ты об этом думаешь, малявка?
— Ни за что, — заявляю я, прежде чем вручить ему свою сахарную вату, затем открываю закрытые створки. Табличка над дверью сообщает, что экстрасенс на месте, а также некоторые другие слова, которых я не понимаю.
Fata manus (с латинского Рукопись, mea fata in manus — моя судьба в моих руках)
Обстановка внутри палатки заставляет мои глаза расшириться. Холод снаружи исчез, и его сменило пряное тепло, которое окружает меня, когда я захожу глубже внутрь. Здесь темно, с потолка свисают свечи и фонарики, расставленные на всех доступных поверхностях. Вдоль стен полосами висят яркие ткани, а посреди всего этого стоит круглый стол, накрытый черной скатертью. Сверху на нем разложена колода карт.
— Есть кто-нибудь? — Смело зову я.
— Ну разве ты не храбрая маленькая душа? — раздается прокуренный голос. Женщина появляется словно из ниоткуда несмотря на то, что я не вижу ни одного движения занавеса.
— Ты не боишься? — спрашивает она, изучая нежно-розовое платье, которое мама настояла на том, чтобы я надела. Очевидно, я не вписываюсь — не в таком виде.
— Не совсем, — признаюсь я. — Я не склонна пугаться.
Улыбаясь, она садится за стол и жестом предлагает мне сделать то же самое на противоположной стороне.
— Тогда проходи, малышка, погадаем тебе на будущее. Позволь нам узнать твою судьбу.
Я счастливо наблюдаю, как она тасует колоду карт, прежде чем выложить их на стол, затем обхватывает их руками ладонями вверх. Я кладу свои в ее ладонь, и ее глаза закрываются, когда она сосредотачивается на том, что делает. Я вижу, как шевелятся ее губы, и фонари и свечи вокруг нас, кажется, мерцают, прежде чем погаснуть, и мы погружаемся в темноту. Мое сердце учащенно бьется, но я не отпускаю ее, и когда ее глаза открываются и на столе загорается единственная свеча, я подпрыгиваю. Ее глаза больше не нежно-карие. Они ярко-белые.
Я с благоговением смотрю, мое сердце колотится, когда она отпускает мои руки и раскладывает карты. Она переворачивает одну, две, затем три из них, прежде чем снова посмотреть мне в глаза.
— О, моя храбрая маленькая душа, — бормочет она, но ее голос теперь глубже, темнее, как будто доносится из-за спины. — Жизнь не будет добра к тебе, по крайней мере вначале.
— Я провалю тесты. — Я понимающе вздыхаю. — Мама будет недовольна, но я ненавижу учиться.
— Я бы хотела, чтобы это было все, — говорит голос. — Тьма окружает тебя, но помни, что те, кто прячется при свете, могут нести в себе столько же зла, сколько и те, кто в тени.
Я хмурюсь, не уверенная, что она имеет в виду, пока она не поворачивает свои руки и не берет мои. Она прижимает свои ладони к моим, и я чувствую, как что-то материализуется между нашими пальцами.
— Возьми это. Это наша визитка. После получения она принадлежит тебе. Когда ты позвонишь, мы приедем. Ты узнаешь, когда придет время.
— Но почему? — Спрашиваю я вслух, убирая руки, чтобы увидеть черную матовую карточку с красной гравировкой. Это джокер, но в руках у джокера зажат нож, а по краям лежит сердце.
— Мы всегда приходим за теми, кто нуждается в спасении. Помни это. — Она откидывается назад, и свечи внезапно вспыхивают, ее глаза снова становятся карими. — Твои родители начинают беспокоиться. Тебе лучше уйти.
— Эмбер? — Я слышу голос отца снаружи и вскакиваю на ноги.
— Иду, — кричу я, прижимая карточку к груди. — Спасибо, — говорю я ей, любопытствуя, кто она такая.
— Не благодари, малышка. — Она встает, подбирая юбку. — Однажды ты точно поймешь, в чем будет заключаться твое предназначение.