Цитадель
Шрифт:
– А, кстати, действительно, как? – спросила Хелла, ходившая за ними хвостиком.
– Глупая ты! У штаха колючки короткие, клыки длинные, он потихоньку отгрызал мякоть.
– Не верю! – заявила девочка.
– А залезь на стену, разыщи штах и дай коту, он покажет.
– Ага, мне потом Брат Тауш покажет, какие розги получаются из его кустов.
– Кот тебе представление, ты ему, и вы квиты!
– Сами показывайте!
– И что с котом? – полюбопытствовала Тамара.
– Что с ним станется-то? Живой.
– Брат
– Помахал плетью под носом…
– И отпустил! – наперебой рассказывали отроки.
– Разве кот перестанет грызть его плоды?
– Неа, зато Брат Тауш перестанет злиться на нас, тебя и то страшилище. А он действительно был человеком?
– Да.
– Правда? – хором переспросили дети. – А как стал таким уродом?
– Спросите у Брата Долона, он с удовольствием расскажет… - обещая, что Ло обязательно расскажет поучительную историю, а она в честь охотничьего подвига испечет кошачьи мордочки, Томка угомонила отроков и побежала на кухню, раскладывать порции.
Тревога и ожидание скорых неприятностей изводили. Из рук все валилось, дела не спорились. Послушники, заметив ее состояние, пытались шутить, но быстро сдались.
– Ешьте, - попыталась приободрить детей Тамара, понимая, что невольно испортила им настроение. Халла подняла глаза от тарелки и грустно посмотрела на нее.
– Ну, что ты? – она ласково погладили рыжие волосы девочки.
– Из-за Совета беспокоитесь? – спросил Хелл.
Томка ответила вздохом.
– Сегодня все встревожены, суетятся, нас не замечают. Даже вы.
– И мне тревожно, – попыталась объясниться Тома.
– Почему? Вы же не Сестра?
– Потому что к ней приходит трапезничать Брат Долон, – громко ответил кто-то из детей, сидящих на другом конце стола.
– Ну и что? Если ему пришлось по вкусу, как она стряпает… - заступился Хелл.
– Скудоумный, дело не в стряпне! – многозначительно добавил высокий темноволосый отрок, который раньше почти всегда молчал.
Дети подняли головы и уставились на смутившуюся Томку.
– И правда, говорят, он взял над ней покровительство! – вспомнила старшая послушница слухи.
– Как это мечтательно! – пропищала Халла.
– Эх, глупые девчонки! – рассердился Хелл. – Она темная!
– Ах! – раздались удивленные детские голоса.
– Как трогательно. Запретно и трогательно!
– теперь старшая отроковица томно закатила глаза.
– Э-эй, потише! – окликнула Тамара.
– Иначе скажут, что я на вас дурно влияю.
– Уже повлияла, разве не видно? – отозвался Палаис. – Ты теперь для них страдалица, как Светлая Эйва, что ради любви к Вайяну терпела испытания.
– Спасибо, утешил, – огрызнулась Томка.
Сравнение с местной мученицей накануне важного Совета оптимизма не прибавило. Проходя мимо широкоплечего старшего отрока, разносчика сплетен, намекнувшего, что дело не в обеде, больно дернула его за косицу.
– Ай! – крикнул он и схватился за
– Язык твой – враг твой! – прошипела Томка и, небрежно перебросив черную косу через плечо, гордо удалилась на кухню.
«У, маленькие засранцы! Слухи распускают!» - в раздражении она вывалила тесто на муку и начала раскатывать. Однако, как только начала раскладывать рыбную начинку, подлетела запыхавшаяся Маена и, схватив за руку, потянула за собой:
– Тебя ждут! Скорее!
– У меня руки грязные!
– И ладно. Твой Брат сказал, чтобы шла, как есть. Глазищами сверкает!
– Мой?
– Твой, твой! Нас за дур-то не держи. Видали, как он обедает…
Глубокий капюшон серого плаща скрывал Долона от чужих взоров, но стоило ему приподнять голову, у Тамары подкосились ноги.
– Я ни в чем не виновата! – пищала она, пытаясь оправдаться перед ожесточенным Ло, грубо тащившим ее за собой.
Не замедляя шага, он обернулся, и Томку застряло сильнее: злобная, хищная ухмылка, исказившая лицо, делала его похожим на безжалостное чудовище. Сдвинутые брови, блестящие глаза с оранжевой радужкой и зеленоватым отливом по краям, расширенные от ярости крылья носа. Он осклабился, обнажив белые зубы, и сердце бешено затрепыхалось. Теперь она догадалась, отчего Маена, невзирая на габариты, бежала за ней, как юная лань. Сама неслась бы так же.
Наконец, словно очнувшись, Долон обратил внимание на ее руки, перепачканные в муке и начинке. Потерев пальцы, гадко усмехнулся и хриплым голосом просипел:
– Шшалу-унь- ня-я! – и поволок дальше.
Они спешили по незнакомым Томке коридорам, потом свернули в пустынный тупик, где Ло накинул на нее свой плащ и натянул ткань ниже подбородка, полностью закрывая обзор. Она дернулась, чтобы приоткрыть глаза, но услышав твердое, холодное «Нет!», смирилась и пошла вслепую, опираясь на мужскую руку.
Спускаясь по темному узкому проходу, где гулкий ветер колыхал густую, липкую паутину, Тамара решила, что Долон ведет ее в подвал, в тюрьму…
«Конец!
– обрушилась простая мысль ледяной водой. – Доигралась с масочками-скляночками. Лучше бы прыщавой жила долго, чем ухоженной и мало…»
От страха тело онемело, и она запнулась о свою же ногу.
Крепкая рука сильнее сжала кисть, удержав от падения. Потом, шипя нечто невообразимое, он все же приподнял капюшон, с желанием облизал ее губы и, как ни в чем не бывало, потащил растерянную Тамару дальше.
Хоть капюшон и был поднят, в темноте она не могла разобрать дороги. Сделав лишь несколько шагов, снова запнулась. Не понимая состояния Долона, испугалась, что он рассвирепеет, но он лишь перебросил ее через плечо и, больно хлопнув по заднице, понес дальше.
– Боже, Боже, Боже! М-ма-мааа! – молилась Тома шепотом, за что получила еще один хлопок. Однако снесла его молча. Когда Долон в ненормальном, неестественном состоянии тащит в подземелье, шипя как рептилия, синяк казался мелочью.