Цитадель
Шрифт:
«Чтоб тебя…! – выпалила она и осеклась, - Чайка!? Предвестница земли! Откуда?» - догадка, что птицы летают у побережья, пронзила сознание молнией. Целая картина сложилась тот час.
«Он говорил, что отплыли недавно! Солнце еще не сместилось, и, выходит, берега не видно, потому что оно с другого борта?!
– стоя среди каюты, непонятно где, неизвестно куда плывущая, Тамара ухватилась за спасительную мысль. Однако тут же страх и сомнения сковали тело.
– Оказаться одной в океане, где акулы, всякие твари, пираты!»
Она замерла, осознавая, что это безрассудство, авантюра, однако единственный
«Но я могу утонуть!» - руки дрожали, но Тома запретила себе думать.
– Нет времени! Он скоро вернется!»
Подперев стулом дверь, быстро скинула длинное платье, опустошила бурдюк с вином, лежавший у ложа, надула его, перевязала и подошла к окну.
– Подавись своими монетами. Чтобы поперек горла тебе встали!
– зло прошипела она и высунулась в окно. Но грудь не пролезала! Тамара взвыла от отчаяния. Судорожно размышляя, окинула комнату взором, и глаза остановились на лампе. Наспех обмазавшись маслом, смазала раму окна и снова попыталась пролезть. Грудь сплющило, но перетерпев боль, она, все же, смогла пролезть. Протиснувшись более чем на половину, тело само соскользнуло в воду, оцарапав бедра.
Соленая вода саднила раны, но Томка боялась издать даже стон. Прикрывая темным мехом голову, она гребла в сторону заката. Повезло, что в сумраках не заметили, иначе бы выловили и вернули обратно. Но только когда судно оказалось на расстоянии, Тома осознала, насколько она безрассудная идиотка, потому что озираясь по сторонам, видела только бескрайнее море, сливавшееся с горизонтом.
«А если ошиблась?» - кольнуло сердце в дурном предчувствии. – Поздно сожалеть о содеянном, теперь или гребу, или тону, как лягушка в молоке!» - осознав, что иного выхода нет, легла грудью на бурдюк и принялась бултыхать ногами.
Время тянулось чрезвычайно медленно. За это время она несколько раз рыдала от отчаяния, потом молилась, прощалась с жизнью, и снова принималась грести. Когда силы покидали, ложилась на спину и переводила дух. Если бы не надутый винный бурдюк, предусмотрительно захваченный на корабле, обессиленная Томка уже бы давно утонула. А так у нее еще был шанс, и она продолжала бороться. Когда совершенно вымоталась, отдалась воле Богов и покорно поплыла по течению.
Огни в темноте показались мерцанием звезд. Осознав, что это свет с земли, Тамара от нахлынувшей радости зарыдала и из последних сил устремилась туда, но ноги не слушались. До берега добиралась долго, сама не помня как, а потом изнеможенная лежала на песке, омываемая волнами. Замерзшая, уставшая, опустошенная, измотанная и физически, и морально.
Отлежавшись, с трудом проползла немного по песчаному берегу, подальше от воды. Место было незнакомым. Чуть выше - на пригорке стояло поселение. Идти туда в одном исподнем, перемазанной маслом, с налипшим песком было страшновато, но отчаянный шаг, неожиданное спасение опустошило Тамару, лишив эмоций, и она двинулась на свет.
Мокрая, дрожащая от ночного ветра брела по дороге, пока не уловила голоса. Шли двое – мужчина и женщина. Они держались за руки и смеялись. Выдохнув от облегчения, Тома прижалась к обочине и стала дожидаться их приближения. Только убедившись,
– Простите, молодые люди!
Те остановились и медленно повернулись на голос. Увидев серо-черную тень со взлохмаченными волосами, у девицы подкосились ноги, и она рухнула в обморок, зато ее спутник резво отскочил в сторону, а потом, не оглядываясь, бросился бежать. Так вместо помощи, Тамара оказалась на темной дороге с обморочной малохольной девчонкой.
Едва та очнулась и увидела склонившегося над ней призрака с серой кожей, жалобно запричитала:
– Вент!
– Сбежал твой Вент, сверкая пятками. И даже не обещал вернуться, - цинично заметила Томка.
– А я?
– А тебе позволено его спасти, пожертвовав собой!
Незнакомка съежилась и попыталась отползти.
– Да не съем я тебя! – наперед успокоила Тома. – Мне в город надо, я заблудилась. И нечего слезы лить, избавилась от труса, и ладно.
– Я думала, он меня любит.
– Себя он любит больше, но если он тебе так дорог, можешь прикинуться, что пролежала бесчувственной и ничего не помнишь.
– Но я же все-все помню! – всхлипывая, шептала девица.
– Многия знания рождают печали! – сердито заметила Томка.
– А ты кто? – наконец-то опомнилась незнакомка.
– Тхайя, но ты меня не знаешь. Мне в город надо!
– Ночью?
– Спешу.
– Куда?
– К жениху.
– А почему ночью и одна?
– А ты почему?
– Вент - трус. А твой?
– Еще не поняла. Доберусь, посмотрю на него и узнаю, – усмехнулась Тамара.
– А почему ты такая…?
– Грязная? Пряталась, меня украсть хотели.
– Как?! Тебе нужно скорее подать прошение и наказать негодяя!
– Вот доберусь и сразу подам.
– А если тебя хотели похитить, почему ты такая спокойная? – с подозрением покосилась собеседница.
– Слезы закончились. И, вообще, я есть хочу!
– заметив испуг девочки, Тамара уточнила.
– Кашку, лепешечку, что-нибудь такое.
– Пойдем домой, а завтра… Завтра утром подумаем, как добраться до города…
***
Причитания родителей Каланы, так звали девицу, не помешали Тамаре закрыть глаза и отключиться. А когда проснулась утром, ее ждала повозка. Сердобольные соседи и так собирались на днях в город, но из-за случая решили поторопиться. Томка же считала, что поторопиться стариков заставило любопытство. Ее история быстро облетела деревушку, и теперь каждый пытался поглазеть на ее и вызнать хоть что-нибудь интересное.
Всю дорогу, пока ехали, пожилые супруги причитали и изводили ее жалостью, мол, как же теперь жить будешь? Доброе имя-то пострадало!
– Не мешкая, обратись к городскому главе. Если дело серьезное, а оно именно такое, он составит жалобу и передаст в суд! – поучал Ноэн, старичок с редкими седыми волосами и загорелым почти до черноты лбом.
– А сразу в суд нельзя обратиться?! – удивилась Тамара.
– Кто тебя пустит? Глава решает, важное ли дело. Много мелких споров он решает сам, и только самые серьезные проступки, когда доказательств нет или они спорные, передает в Орден.