Цитадель
Шрифт:
– Надо… сквозь звон услышал он отрывок фразы, которую ему пытался донести Мишка.
Сообразив, что он контужен, благо у них в университете действовала военная кафедра, на которой они не только изучали теорию военного дела и способы оказания первой помощи при различных ранениях, но и даже осваивали некоторые виды стрелкового оружия, Дима попытался сосредоточиться на активно артикулирующем губами толстячке.
– Поднимайся… в городе… срочно… – донеслось до его сознания.
– Что? – видимо, проорал Дима, потому что Зобов, испуганно
От резкого запаха организм Линевича отряхнулся от контузии и внезапно полностью включился в работу.
– Что за вонища? – сквозь слезы спросил Дима, как только весь его организм вывернуло наизнанку прямо на прожженные галифе Мишки.
– Тихо, – прошептал, приложив палец к своим губам Зобов. – Возле нас отряды зачистки.
Дима с трудом оторвал тело от бетонного пола и осторожно выглянул в проем амбразуры…
Ярко светило солнце, а вдалеке на севере виднелась медленно уползавшая черная грозовая туча, из чрева которой периодически пробивалось странное серебристое свечение.
Несколько десятков солдат в форме Демократического альянса, вооруженных короткими скорострельными автоматами, осторожно пробирались сквозь раскуроченную Площадь Церемониалов, тщательно переступая через обгоревшие трупы.
Один из солдат в изолированном тактическом шлеме опустил внешние фильтры и принюхался к воздуху.
– It’s all right, – громко сообщил он своим товарищам, которые вслед за ним поспешили открыть шлемы.
Один из солдат в массивном бронированном экзоскелете, дистанционно сканировавший через окуляр мощного тепловизора окрестные здания крепости, неуклюже переступая через скрюченные тела, наступил на небольшой холм из слившихся друг с другом нескольких мертвых человеческих тел.
Обгоревшие угли громко хрустнули, и в воздух взмыло черное облако мелкой пыли, заставившее солдат, тут же загерметизировать шлемы обратно.
– Что происходит? – сдавленно спросил Дима у Мишки, прекрасно догадываясь об ответе сам.
– На нас напали наши соседи, – надрывно сопя ему в ухо, прошептал Зобов.
– Ты уверен?
– А ты сам не видишь, что происходит? – зло прошипел Зобов.
– А где остальные наши ребята? – удивился Линевич, осмотревшись в каземате.
– Все давно уже в город ушли, – пояснил Мишка.
– А ты чего здесь?
– Ждал, пока ты очнешься.
– Надо было уходить без меня.
– Нельзя было. Наш каземат накрыло ядовитым облаком. Тебя нести я не мог, поэтому пришлось закрывать тебе дыхательные пути, смоченной тряпкой из моей гимнастерки, чтобы ты не отравился.
– Еще осталась вода? – чувствуя, что ужасно хочется пить, спросил Линевич.
– Нет. Я ее еще во время реконструкции выпил, – ответил Зобов.
– А чем это ты тряпку тогда смачивал? – подозрительно поинтересовался Дима, присматриваясь к обильно смоченному рукаву Мишкиной гимнастерки, валявшемуся неподалеку.
– Что был, тем и намочил, – смущенно произнес Зобов, подтягивая на живот обгоревшие галифе.
– I see a goal, – в это время закричал солдат в экзоскелете, указывая рукой в сторону их укрытия.
Один из автоматчиков сразу же присел на колено и вынул у себя из походного пенала за спиной складной гранатомет.
– Бежим! – крикнул, уже не таясь, Дима и потащил за руку Мишку в противоположную от амбразуры сторону вглубь каземата.
– Не туда… Не туда, – пытался выдернуть свою пухлую руку Зобов. – Там тупик… Нам надо обратно выскочить…
– Быстрее! – волок за собой Мишку Линевич в темный подвал каземата, из которого противно несло мочой.
Неповоротливый толстячок хотел было, что-то возразить, но, влекомый Димой, ударился о низкий свод подвала головой и промолчал, решив, что это его уже зацепило выстрелом из вражеского гранатомета.
– Быстро! В трубу! – скомандовал Линевич и, схватив Зобова за шею, силой поставил его на карачки, протолкнув в скользкий проход головой вперед.
– Что за вонища? – забыв о смертельной опасности, запротестовал Мишка, пытаясь вытолкнуть из смрадной трубы свой зад обратно.
– Давай, жирный! – в сердцах закричал Линевич и подтолкнул толстяка ногой. – Если ты не пошевелишься, то мы будем пахнуть еще хуже!
Мишка усилено заработал всеми складками тела и словно жирная гусеница устремился в трубу…
– Вж…бух…х… – раздался глухой утробный звук разрыва гранаты внутри каземата.
Огненный вихрь выдул из трубы остатки гнили, которую не успели на себя собрать Дима и Мишка.
Они оба лежали по разные стороны бетонной трубы посреди небольшой затоки в виде грязной лужи, обмельчавшей от жары и так неполноводной реки.
– Нет времени лежать… – пытаясь отдышаться, сказал Дима. – Побежали по руслу в город.
– Там… танки… Лучше переждать, – высказал свое мнение Зобов, безуспешно пытаясь восстановить, нарушенное резким выбросом адреналина в кровь, дыхание.
– Ты… как хочешь, а у меня там… моя Оля одна сидит дома беременная. Мне некогда тут в грязи валяться, – снимая себя красноармейскую гимнастерку, решил для себя Линевич, и, застревая кирзовыми сапогами в тягучей грязи дна Западного Буга, побрел вдоль пожухлых кустов в сторону Варшавского моста.
– Постой! Я с тобой, – заслышав, доносившиеся со стороны Площади Церемониалов разговоры между солдатами альянса на польском и английском языках, испуганно зашептал Мишка и на карачках быстро пополз за удаляющимся Димой.
Через полчаса, следуя вдоль почти высохшей поймы реки, они добрались до речного порта, где выбрались из грязи на сушу. Взобравшись на огромную кучу щебенки, они смогли наконец-то осмотреться по сторонам.
Город горел…
Несколько десятков крупных пожаров обозначали свое местонахождение огромными черными столбами дыма, моментально плавившегося в висевшей над городом жаре.