Цитадель
Шрифт:
Сейчас подумаем, как быть. На этой неделе у меня нет свободных комнат. Привезите свою больную в среду на будущей неделе, и я вам обещаю сделать для нее, что могу.
Эндрью даже покраснел от радости.
– Я... я не знаю, как вас и благодарить.
– Так и не благодарите. И не будьте слишком вежливы.
Вы мне больше нравитесь, когда у вас такой вид, как будто вы сейчас начнете швырять в людей чем попало.
А что, миссис Мэнсон, он когда-нибудь швыряет в вас посудой? У меня есть в Америке один большой приятель, владелец шестнадцати газет, так
Когда они ехали домой по вечерней прохладе, Эндрью сказал Кристин:
– Ну, по крайней мере, одно дело улажено, Крис, с моей души свалился большой камень. Я убежден, что здесь самое подходящее место для Мэри. Молодец этот Стилмен! Он мне страшно нравится. На вид невзрачен, но внутри -закаленная сталь. А интересно, могли бы мы - Гоуп, Денни и я - открыть такую клинику в миниатюре?
Безумная мечта, да? Но знаешь, что мне приходит в голову?
Если Денни и Гоуп согласятся работать со мной и мы мах- нем в провинцию, мы можем устроиться вблизи одного из угольных районов, и я опять займусь своими исследованиями. Как ты думаешь, Крис?
Вместо ответа она наклонилась к нему и, угрожая общественной безопасности на проезжей дороге, крепко его поцеловала.
XVIII
На другой день Эндрью встал рано, основательно выспавшись, бодрый и хорошо настроенный. Сразу позвонил по телефону в посредническое бюро Фульджер и Тернер на Эдем-стрит и поручил им продать его практику. Мистер Джеральд Тернер, глава этой давно существующей фирмы, сам подошел к телефону и в ответ на просьбу Эндрью сразу же приехал па Чесборо-террас. После внимательного просмотра книги доходов, продолжавшегося все утро, он уверил Эндрью, что его практику можно будет продать очень скоро, без малейших затруднений.
– Разумеется, доктор, нам в объявлениях надо будет указать причину, добавил мистер Тернер, постукивая по зубам наконечником .своего карандаша.
– Каждый покупатель непременно подумает: отчего врач отказывается от такого золотого дна? Я уже давно нигде не встречал таких больших поступлений наличными деньгами.
Так что же мы напишем? Продается по случаю болезни?
– Нет, - резко возразил Эндрью.
– Сообщите правду.
Напишите,- он запнулся, - ну, напишите, что по личным обсто ятел ьств ам.
– Очень хорошо, доктор.
– И мистер Джеральд Тернер записал на черновике объявления: "передается по причинам чисто личного свойства, не имеющим ничего общего с практикой".
В заключение Эндрью сказал:
– И помните, я не требую целого состояния за это - только приличную цену.
За завтраком Кристин отдала ему две телеграммы. Он просил и Денни и Гоупа телеграфировать в ответ на письма, посланные им накануне.
В первой телеграмме, от Денни, было сказано только:
"Убедили. Ждите меня завтра вечером".
Вторая была написана в типичном для Гоупа легком тоне:
йС какой стати я должен всю жизнь проводить среди сумасшедших?
После завтрака Эндрью поехал в больницу Виктории.
Так рано Сороугуд в палате не бывал, но это как раз и было Эндрью наруку. Он хотел избежать шума и неприятностей, меньше всего ему хотелось огорчить старшего товарища, который, при всем своем упрямстве и отсталости, всегда относился к нему хорошо.
Сев у постели Мэри, он тихонько изложил ей свое намерение.
– Прежде всего, я виноват перед вами, - он ласково погладил ее руку. Мне следовало предвидеть, что эта больница для вас не вполне подходящее место. "Бельвью"
совсем другое дело, Мэри. Но здесь все были к вам очень добры, и не стоит их обижать. Вы просто заявите, что хотите в среду выписаться. Если вам неприятно самой это сделать, я устрою так, чтобы Кон написал сюда, что просит отправить вас домой. Это будет легко, потому что здесь всегда столько людей ждут свободной койки. И в среду я сам отвезу вас в своем автомобиле в "Бельвью". Со мной будет сиделка и все, что нужно. Ничего не может быть проще и лучше для вас.
Он возвратился домой с сознанием, что еще кое-что сделано, что он начинает наводить порядок в своей жизни.
Вечером па приеме он начал сурово отделываться от пациентов-хроников, безжалостно разрушая чары, которыми удерживал их раньше. За час он доброму десятку человек объявил твердо:
– Сегодня ваш последний визит. Вы давно ходите ко мне, и вам теперь гораздо лучше. Не следует постоянно принимать лекарства.
Покончив с этим, он испытал большое облегчение.
Честно и прямо говорить людям то, что думаешь, было для него роскошью, в которой он так долго себе отказывал.
Он прибежал к Кристин, как мальчик.
– Теперь я уже чувствую себя в меньшей степени торгашом.
– И вдруг простонал: - Боже, как я мог сказать это! Я забыл, что случилось... забыл о Видлере... обо всем, что я наделал!
В эту минуту раздался телефонный звонок. Кристин пошла к телефону, и ему показалось, что она очень долго там оставалась и что, когда она вернулась, у нее было странное, натянутое выражение лица.
– Тебя зовут к телефону.
– Кто?
И вдруг он понял, что это Франсиз Лоренс. В комнате некоторое время царило молчание. Затем он торопливо произнес:
– Скажи ей, что меня нет дома. Скажи, что я уехал...
Нет, погоди!
– Он сделал резкое движение к двери.- Я сам с ней поговорю.
Через пять минут он воротился и застал Кристин за работой в ее любимом углу, где было светлее. Он украдкой посмотрел на нее, потом отвел глаза, подошел к окну и остановился, хмуро глядя на улицу и засунув руки в карманы. Спокойное звяканье спиц Кристин заставляло его чувствовать себя невообразимым глупцом, жалким псом, который виновато приполз домой, поджав хвост, весь в грязи после непозволительного приключения. Наконец он не выдержал. Продолжая стоять спиной к Кристин, сказал: