Цитадель
Шрифт:
– Нет. Я угощала ее хлебом с маслом,- отвечала она ему в тон.- И чаем из нашего закоптелого чайника.
Он насмешливо поднял брови.
– И ей это поправилось?
– Надеюсь, что да.
После этого разговора Эндрью что-то глодало,- он испытывал странное чувство, в котором, при всем его желании, не способен был разобраться. Через два дня, когда миссис Воон позвонила ему по телефону и пригласила его и Кристин обедать, он растерялся. Кристин в это время на кухне пекла пироги, и говорить по телефону пришлось ему.
– Очень сожалею,- сказал он,- но боюсь, что мы не сможем быть у вас. Я все вечера почти до девяти часов
– Но по воскресеньям вы, конечно, свободны,- сказала она с очаровательной непринужденностью.- Так приходите ужинать в будущее воскресенье. Значит, решено. Мы вас ждем!
Он влетел в кухню и набросился на Кристин.
– Эти твои проклятые чванные друзья таки заставили меня принять приглашение на ужин! Но мы не можем итти! Я глубоко убежден, что в воскресенье мне чтонибудь помешает.
– Послушай, Эндрью Мэнсон!
– У Кристин глаза сияли, потому что ее обрадовало приглашение, но она принялась сурово отчитывать мужа.-Пора тебе перестать глупить. Мы бедны, и это всем известно. Ты ходишь обтрепанный, а я сама стряпаю. Но это ничего не значит.
Ты врач, и хороший врач к тому же, а я твоя жена.- Выражение ее лица на миг смягчилось.- Ты меня^слушаешь? Да, может быть, тебя это удивит, но у меня имеется в комоде брачное свидетельство. Вооны страшно богаты, по это мелочь по сравнению с тем, что они милые, обаятельные и культурные люди. Мы с тобой очень счастливы здесь вдвоем, мой друг, по должны же мы иметь каких-нибудь знакомых. Почему нам не познакомиться с ними поближе, раз они этого хотят? Нечего тебе стыдиться нашей бедности. Забудь о деньгах и о положении в обществе и обо всяких таких вещах, научись ценить в людях то, что в них ценно.
– Да будет тебе!..- недовольно пробурчал он.
В воскресенье он отправился с ней к Воонам с безучастным видом, внешне покорно, и только когда они поднимались по хорошо вымощенной дорожке мимо новой теннисной площадки, он заметил сквозь зубы:
– Наверное, не примут нас, увидев, что я не в смокинге..
Вопреки его ожиданиям, их приняли очень хорошо.
Худое, некрасивое лицо Воона радушно улыбалось им поверх серебряной чайницы, которую он, неизвестно зачем, быстро вертел в руках. Миссис Воон приветствовала их с непринужденной простотой. За столом оказались еще другие гости - профессор Челлис и его жена, приехавшие к Воонам на два свободных дня - субботу и воскресенье.
За первым в его жизни коктейлем Эндрью оглядывал длинную, устланную светлокоричневым ковром комнату, полную цветов, книг, своеобразно красивой мебели. Кристин весело разговаривала с Воонами и миссис Челлис, пожилой дамой с забавными морщинками вокруг глаз.
Оказавшись в одиночестве и не желая обращать на себя внимание, Эндрью нерешительно подсел к Челлису, который, несмотря на почтенную седую бороду, весело доканчивал третью порцию крепкого "Мартини"1.
– Не желаете ли, молодой медик, заняться одним исследованием?-улыбаясь, обратился он к Эндрью.- Следует выяснить назначение оливкового масла в "Мартини". Имейте в виду,- я вас заранее предупреждаю, что у меня уже есть на этот счет кое-какие предположения, но каково ваше мнение, доктор?
– Я... я, право, не знаю,- пробормотал Эндрью.
– Моя теория заключается вот в чем,- пришел к нему на помощь Челлис, сжалившись над ним.- Тут заговор торговцев и таких негостеприимных хозяев, как наш друг Воон. Использован закон Архимеда.- Он быстро замигал глазами под густыми
Эндрью не смеялся, угнетенный сознанием своей неотесанности. Он не отличался светскими талантами и никогда в жизни не был в таком богатом доме. Он не знал, что делать с пустым стаканом, куда девать пепел с папиросы, а главное-собственные руки. Он был рад, когда, наконец, сели ужинать. Но и тут он чувствовал, что производит невыгодное впечатление.
Ужин был простой, но прекрасно приготовлен и сервирован. На тарелке у каждого уже стояла чашка горячего бульона, за нею последовал салат из цыплят, латука и каких-то незнакомых острых приправ. Эндрью сидел рядом с миссис Воон.
– У вас очаровательная жена,' доктор Мэнсон,- заметила она тихо, когда они уселись. Миссис Воон была высокая, тоненькая, элегантная женщина, очень хрупкая на вид, совсем некрасивая, но с большими умными глазами и с изысканно-простыми манерами. Ее подвижной рот с приподнятыми уголками свидетельствовал о живом уме и утонченности.
Она заговорила с Эндрью о его работе, сказав, что мужу много рассказывали ее о его добросовестности.
Она любезно старалась втянуть его в разговор, спрашивала с интересом, как, по его мнению, можно было бы улучшить условия работы врачей в городе.
– Как вам сказать... я, право, не знаю...
– Он от смущения пролил суп.-Мне думается... я бы хотел, чтобы работа велась более научными методами.- Даже любимая тема не развязала ему язык, а ведь он часами с увлечением говорил об этом Кристин! Он не поднимал глаз от тарелки, пока, наконец, к его облегчению, миссис Воон не вступила в разговор с Челлисом, сидевшим по другую сторону от нее.
Челлис, который, как выяснилось, был профессором металлургии в Кардиффе, читал лекции по тому же предмету в Лондонском университете и состоял членом Горнозаводского комитета патологии труда, был веселый говорун. Он разговаривал всем телом, руками, бородой, спорил, громко хохотал или смеялся журчащим смехом и в то же время забрасывал в себя большие порции еды и питья, как истопник, лихорадочно разводящий пары. Но говорил он хорошо, и все остальные, видимо, слушали его с удовольствием. Один лишь Эндрью не принимал участия в беседе, неодобрительно слушая то, что говорили о музыке, о достоинствах Баха, а затем (благодаря привычке Челлиса перескакивать от одной темы к другой) о русской литературе. Он слышал, как упоминались имена Толстого, Чехова, Тургенева, Пушкина так часто, что они набили ему оскомину. "Чепуха какая-то,- злился он про себя,-сплошная, никому не нужная чепуха...
Что воображает о себе этот старый бобер? Посмотрел бы я, как он, скажем, сделал бы трахеотомию в какой-нибудь грязной кухне на Сифен-роу. Немного бы ему там помог его Пушкин!"
Кристин от души наслаждалась. Поглядывая на нее украдкой, Эндрью видел, как она улыбалась Челлису, слышал, как она принимала участие в разговоре. Она держала себя очень естественно, без всякого жеманства и претенциозности. Раза два упомянула вскользь о городской школе, в которой она преподавала. Эндрью удивился, слыша, как толково она спорила с профессором, как быстро, без всякой самонадеянности приводила свои доводы. Жена его начала представляться ему в новом свете, он словно в первый раз ее увидел. "Она, оказывается, хорошо знает всех этих русских писак, а со мной почемуто никогда о них не говорит!"-с огорчением думал он.