Цитадель
Шрифт:
Сидя рядом с ней в набитом людьми партере, он не столько смотрел на сцену (потом он говорил Кристин, что пьеса чересчур историческая и вообще непонятно, что собственно воображает о себе этот Шоу,) сколько любовался слегка порозовевшим от возбуждения лицом увлеченной Кристин. В первый раз они были вместе в театре. "Что же,- говорил он себе, - и не в последний". Глаза его блуждали по переполненному залу. Когда-нибудь они с Кристин снова придут сюда и будут сидеть не в последнем ряду партера, а в одной из вон тех лож. Об этом уж он постарается. Он себя покажет! Кристин будет в открытом вечернем туалете, люди будут
В этот вечер он тратил деньги с безоглядной щедростью.
Выйдя из театра, они совсем растерялись, ошеломленные ярким светом огней, толчеей автобусов, бурлившей вокруг толпой. Но Эндрью повелительно поднял руку. Благополучно водворившись в такси, они доехали до гостиницы, в упоении воображая, что они первые открыли удобство лондонских такси.
IV
После Лондона ветер в Эберло показался им особенно свежим и бодрящим. Выйдя в четверг утром из "Веил Вью", чтобы в первый раз отправиться на работу, Эндрью ощущал на щеках его крепкую ласку. Радость так и звенела в его душе. Впереди - любимая работа, работа, которую он будет делать хорошо, честно, всегда руководствуясь, согласно своему принципу, научными методами.
Западная амбулатория, находившаяся в каких-нибудь четырехстах ярдах от его дома, представляла собой высокое сводчатое помещение, выложенное белым изразцом. Его главной и центральной частью была приемная. В глубине, отделенная от приемной передвижной решеткой, находилась аптека. Наверху имелись два кабинета: на двери одного было написано имя доктора Экхарта, на двери другого, свежевыкрашенной, красовалась странно поражающая надпись "Доктор Мэнсон".
Эндрью с радостным волнением увидел этот его собственный кабинет. Кабинет был невелик, но в нем стояли хороший письменный стол и кожаная кушетка для осмотра больных. Самолюбию Эндрью было приятно и то, что его уже ждало множество людей. Такое множество, что он решил сейчас же начать прием, вместо того чтобы, как он раньше намеревался, пойти знакомиться с доктором Экхартом и аптекарем Геджем.
Сев за стол, он крикнул, чтобы вошел первый в очереди. Это оказался рабочий, который сначала попросил справку о временной нетрудоспособности, потом, точно только что вспомнив, показал колено. Эндрью осмотрел его, нашел у него профессиональную болезнь горнорабочих - воспаление коленных связок - и выдал ему свидетельство.
Вошел второй больной. Он тоже потребовал справку о болезни; он страдал другой болезнью шахтеров - нистагмом1. Третий - опять справку, о бронхите. Четвертый - справку об ушибе локтя.
Эндрью встал, желая поскорее выяснить положение.
Эти осмотры для выдачи справок о болезни отнимали очень много времени. Он подошел к двери и спросил:
– Сколько еще человек здесь пришло за свидетельствами? Встаньте, чтобы я мог вас сосчитать.
У кабинета ожидало человек сорок рабочих. Встали все.
Эндрью торопливо соображал: на то, чтобы осмотреть их всех как следует, нужно добрую половину рабочего дня.
Это невозможно. И он неохотно решил отложить более тщательный осмотр до другого раза.
Даже несмотря на это, он только
Он поднял глаза, так как в кабинет, громко топая, вошел пожилой мужчина среднего роста, с широким красным лицом и задорно торчавшей седой бородкой. Он слегка сутулился, так что голова его была наклонена вперед и придавала ему воинственный вид. Одет он был в штаны из полосатой бумажной ткани, гетры и теплую куртку, из туго набитых боковых карманов которой торчали трубка, носовой платок, яблоко, резиновый катетер. Он распространял вокруг себя запах лекарств, карболки и крепкого табака. Еще раньше, чем вошедший заговорил, Эндрью догадался, что это доктор Экхарт.
– Чорт возьми, - начал Экхарт, не здороваясь и не протягивая руки,-где это вы болтались два дня? Мне пришлось работать за вас. Ну, да ладно, ничего. Не будем больше говорить об этом. Слава богу, вы производите впечатление человека здорового и телом и духом. Трубку курите?
– Курю!
– И за это слава богу. На скрипке играть умеете?
– Нет, не умею.
– Ну, и я не умею, но зато я отлично умею их делать.
И еще я собираю коллекцию фарфора. Обо мне даже в одной книге написали. Как-нибудь, когда придете ко мне, я вам покажу. Я живу у самой амбулатории, вы, наверно, видели мой дом. Ну, а теперь пойдемте, я вас познакомлю с Геджем. Жалкий человек, но он свои недостатки сознает.
Эндрью прошел за Экхартом через приемную в аптеку, где Гедж поздоровался с ним угрюмым кивком головы.
Это был долговязый, худой мужчина с лицом трупа, лысой головой, кое-где прикрытой прядями угольночерных волос, и уныло свисавшими баками того же цвета. На нем был короткий альпаговый пиджачок, позеленевший от времени и пролитых на пего лекарств, из которого торчали костлявые руки и лопатки, как у скелета. Лицо его выражало печаль, усталость, озлобление. Он производил впечатление самого разочарованного человека во всей вселенной. Когда вошел Эндрью, он отпустил последнего посетителя, швырнув ему через решетку коробочку пилюль с таким видом, как будто это отрава для крыс. "Будете ли вы принимать это или не будете - все равно умрете",- казалось, говорил он мысленно.
– Ну, - сказал весело Экхарт, окончив официально?
представление, - теперь вы познакомились с Геджем и знаете самое худшее. Предупреждаю вас, он не верит ни во что-разве только в касторку и в Чарльза Брэдло.1 Угодно вам еще что-нибудь узнать от меня?
– Меня тревожит, что приходится выдавать такое множество справок о болезни. Некоторые из этих молодцов, которых я сегодня осматривал, по-моему, вполне трудоспособны.
– Э, Лесли не мешал им отлынивать от работы, сколько они хотели. У него осмотреть пациента означало пощупать ему пульс в течение ровно двух секунд.
Эндрью возразил быстро:
– Что люди подумают о враче, который выдает направо и налево свидетельства о нетрудоспособности с такой легкостью, как будто это ярлычки с папиросных коробок?
Экхарт бросил на него быстрый взгляд и сказал напрямик:
– Будьте осторожны. Им не понравится, если вы откажетесь выдавать листки о болезни.
В первый и последний раз за все время Гедж вмешался в разговор, сказав мрачно:
– Добрая половина этих проклятых симулянтов совершенно здорова.