Цитадель
Шрифт:
И ведь Оуэн говорил что-то о больнице, о "прекрасной, хотя и небольшой больнице"? О! Подумав о том, как много значит для его работы наличие больницы, Эндрью испустил глубокий вздох радости. Он забрался в пустое куп"
кардиффского поезда и всю дорогу бурно ликовал.
XIV
От Эберло до Блэнелли расстояние через горы небольшое, но поезд шел кружным путем. До Кардиффа он останавливался на каждой станции, а пенеллийский поезд, в который Эндрью пересел в Кардиффе, не желал, попросту не желал итти быстро. Настроение Эндрью уже изменилось.
Забившись
Только сейчас он понял, каким был эгоистом все эти месяцы, рассматривая вопрос о женитьбе только с точки зрения своих собственных интересов. Во" всех своих сомнениях относительно того, говорить ли ему с Кристин и жениться ли, он исходил только из собственных чувств, как будто согласие Кристин разумелось само собой. А что, если он жестоко ошибается? Что, если Кристин его не любит?
Он уже представлял себе, как, отвергнутый ею, в унынии пишет письмо комитету, объясняя, что "по независящим от него обстоятельствам" не может работать в Эберло.
Кристин стояла перед ним, как живая. Как хорошо он изучил ее: эту легкую пытливую улыбку, манеру браться рукой за подбородок, "прямой и твердый взгляд темных глаз. Острое томление по ней охватило его. Милая Кристин! Если она не будет принадлежать ему, то ему все равно, что бы с ним ни случилось.
В девять часов поезд подполз к Блэнелли. Вмиг Эндрью выпрыгнул на платформу и направился по Вокзальной улице в город. Он рассчитывал, что Кристин приедет только завтра, но могло же случиться, что она уже приехала. Вот и Чэпел-стрит. Теперь обогнуть Рабочий клуб.
Свет в выходившем на улицу окне ее комнаты пронизал его дрожью надежды. Твердя себе, что не надо терять самообладания, что это просто хозяйка Кристин убирает к приезду ее комнату, он ринулся в дом, влетел в гостиную.
Да, Кристин была здесь! Она стояла на коленях над сваленными в углу книгами, расставляя их на самой нижней полке. Кончив, стала подбирать бечевки и бумагу, валявшиеся на полу. Ее саквояж, жакетка и шляпа лежали на кресле. Видно было, что она недавно приехала.
– Кристин!
Она быстро обернулась, все еще стоя на коленях, и при этом прядь волос свесилась ей на лоб. Затем она вскочила на ноги с легким криком удивления и радости.
– Эндрью! Как мило, что вы пришли!
Подойдя к нему с просиявшим лицом, она протянула ему руку. Но он взял обе ее руки в свои и держал их крепко.
Он смотрел на нее во все глаза. Она больше всего нравилась ему именно в этой юбке и блузке. Она казалась в них тоньше, стройнее, они подчеркивали нежную прелесть ее юности.
Сердце его снова бурно забилось.
– Крис! Мне надо вам сказать кое-что.
В глазах Кристин засветилось беспокойство. Она всмотрелась с настоящим испугом в его. бледное, грязное с дороги лицо. Сказала быстро:
– Что случилось? Опять неприятности с миссис Пейдж? Вы уезжаете?
Он покачал головой, крепче стиснул ее маленькие руки.
И вдруг неожиданно выпалил:
– Кристин! Я получил место, чудеснейшее место!
В Эберло. Я сегодня ездил туда на заседание комитета.
Пять сотен в год и дом. Дом, Кристин! О, дорогая... Кристин!.. Вы... Вы выйдете за меня замуж?
Она сильно побледнела. Глаза ее ярко блестели на бледном лице. Ей как будто перехватило горло. Наконец она сказала тихо:
– А я думала... я думала, что вы пришли с худыми вестями.
– Нет, нет! Новости самые чудесные, дорогая. Ох, если бы вы видели этот город! Весь открытый, чистенький, с зелеными лугами, и приличными магазинами, и дорогами, и парком, и - пойдемте, Кристин!
– с настоящей больницей! Если только вы выйдете за меня, родная, мы можем сразу уехать туда.
Губы у Кристин дрожали, но глаза смеялись, смеялись, и в них был какой-то новый, странный свет.
– Так это ради Эберло-или ради меня самой?..
– Ради вас, Крис. Вы знаете, что я люблю вас, но...
но, может быть, вы не любите меня?
Она издала горлом какой-то тихий звук, подошла к Эндрью так близко, что голова ее очутилась у него на груди. И в то время как его рукд обвились вокруг нее, она сказала прерывающимся голосом:
– Милый... милый мой... Я люблю тебя с тех пор...
– она улыбнулась сквозь счастливые слезы, - с тех самых пор, как увидела тебя в этом дурацком классе.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Дряхлый грузовик Гвильяыа Джона Лоссина с шумом и грохотом поднимался по горной дороге. Сзади старый брезент, покрывая разбитый откидной задок, ржавую бляху с номером и керосиновый фонарь, который никогда не зажигали, волочился по пыли, оставляя на ней ровный узор. Расхлябанные боковые крылья хлопали и стучали в такт древнему мотору. А на переднем сиденьи весело жались рядом с Гвильямом Джоном доктор Мэнсон и его жена.
Они поженились только сегодня утром, и это было их свадебное путешествие. Под брезентом была уложена кое-какая мебель, принадлежавшая Кристин, кухонный стол, купленный из вторых рук в Блэнелли за двадцать шиллингов, несколько новых кастрюль и сковородок и чемоданы новобрачных. Так как они были люди не гордые, то решили, что все это грандиозное количество земных благ и их самих доставит в Эберло дешевле и удобнее всего фургон Гвнльяма Джона.
День был ясный, дул свежий ветер, полируя до блеска голубое небо. Эидрью и Кристин хохотали, шутили с Гвильямом Джоном, который время от времени, чтобы доставить им удовольствие, исполнял на рожке своего автомобиля "Largo" Генделя. Сделали остановку около уединенной харчевни, стоявшей высоко на горе над ущельем Рутин-пасс, чтобы дать возможность Гвильяму Джону выпить в их честь римиейского пива. Гвильям Джои, рассеянный косоглазый маленький человек, чокнулся с ними несколько раз, а после пива угостил уже сам себя рюмочкой джина. После этого их спуск по Рутину - узкой, как головная шпилька, тропе, проходившей по самому краю пропасти глубиной в пятьсот футов, - происходил с поистине дьявольской быстротой.