Цитатник бегемота
Шрифт:
— Я тебя видела сегодня, чужеземец, — низким голосом сказала она, обволакивающе улыбаясь. — Чего же ты хочешь?..
— Я и мои товарищи ищем ночлег, — промямлил Иван, чувствуя затылком взгляды немцев. — Мы заплатим — и много…
Она перестала улыбаться. Посмотрела на Ивана оценивающе.
— А сколько же вас?
— Со мной — двенадцать…
Она нахмурила брови, что-то соображая. Снова улыбнулась — на этот раз лукаво.
— Ну что же, входите, — сказала она, отходя в сторону. — Зачастили в дом Рахавы чужеземцы…
Иван
Позади него стоял профессор с непонятной гримасой на лице — не то злобной, не то торжествующей, не то печальной… Увидев, что Иван на него смотрит, он отвел глаза и подтолкнул его в спину — входи, мол, не задерживайся.
Иван вошел в дом.
Они сидели за широким грубо сколоченным столом и ужинали. Трапеза была нехитрой — жареное мясо, лепешки и вино. Кроме них, народу в зале не было. Женщина, впустившая их и оказавшаяся хозяйкой этого постоялого двора, куда-то ушла.
Иван молча ел, мрачно поглядывая по сторонам. Кляйн с брезгливой гримасой жевал лепешку, профессор потягивал вино из глиняной кружки и мечтательно, как показалось Ивану, глядел куда-то в даль.
Остальные насыщались вдумчиво и аккуратно, тщательно пережевывая пищу, как и положено хорошим солдатам.
— Итак, профессор, — сказал Кляйн, с трудом проглотив последний кусок своей лепешки, — напомните, сколько нам еще здесь находиться?
Фон Кугельсдорф посмотрел на него.
— Еще шесть дней, — сказал он. — На седьмой Иерихон будет взят штурмом.
Он допил вино, поставил кружку на стол и добавил:
— И все жители города будут убиты. Все до одного.
— Прекрасно, — кисло сказал Кляйн. — Что будут убиты — это, конечно, правильно, не спорю: я и сам бы так сделал. Но мы, мы-то что делать будем?
— А нам по милости барона фон Штайнхорста ничего не грозит, — весело сказал профессор и налил себе еще вина. Иван перестал жевать и с удивлением посмотрел на него.
— Как это? — не понял Кляйн. — При чем тут Курт?
— А при том, что именно он выбрал столь удачное место для проживания.
— И чем же оно удачное? — насмешливо спросил Кляйн. Профессор отхлебнул из кружки и осуждающе покачал головой.
— Плохо, — сказал он. — Никуда не годится.
Кляйн обратил свой брезгливый взор на кувшин с вином.
— Это я не о вине, — сказал профессор. — Это я о вас, дорогой оберштурмбаннфюрер.
— То есть? — надменно спросил Кляйн и выпрямил и без того до деревянности прямую спину. — В чем дело?
Профессор весело хмыкнул.
— А в том, уважаемый repp Кляйн, — сказал он, явно развлекаясь, — что вы плохо подготовились к нашей экспедиции.
— Не понял, — одеревеневшим подобно спине голосом произнес Кляйн. — Объяснитесь, repp профессор.
— Если бы вы внимательно слушали меня раньше или хотя бы прочитали все, что нужно, то происходящее здесь не вызывало бы у вас такого детского недоумения. Я понимаю — ваши головорезы, но вы-то, вы — вроде образованный человек…
— Короче, профессор. — В голосе эсэсовца дерево уступило место стали. — Я не позволю вам оскорблять ни меня, ни моих солдат. Они — это лучшее, что могли дать Люфтваффе и СС, а я…
— А действительно, — перебил его Иван. — Профессор, мне тоже интересно, в чем я тут вам помог?
Фон Кугельсдорф вздохнул — как показалось Ивану, несколько лицемерно.
— Значит, и вы, Курт, не понимаете…
Он вздохнул еще раз, но, бросив взгляд на надутого Кляйна, заговорил:
— Иисус Навин — один из славнейших иудейских рыцарей, коих в истории было ровно трое…
— Но-но-но, — перебил его Кляйн. — Профессор, вы, похоже, совсем с ума сошли? Какие…
— Не перебивайте меня! — обозлился вдруг профессор. — Неуч вы и невежда! Германская рыцарская традиция насчитывает трех великих иудейских рыцарей, трех язычников и трех христиан! И это знает любой, по крайней мере любой грамотный член СС!..
Кляйн открыл было рот, но тут же закрыл его и потупил взор. Иван готов был поклясться, что оберштурмбаннфюрер собирается покраснеть.
Профессор некоторое время ждал от Кляйна возражений, не дождался и продолжил тоном ниже:
— Так вот, было три рыцаря из иудеев… Об их деяниях мы знаем из Библии. Первым из них был Иисус, сын Навина…
— Действительно, — пробормотал Кляйн, — теперь я что-то начинаю припоминать…
— …который прославлен тем, — продолжал профессор невозмутимо, — что, приняв от Моисея бразды правления сынами Израилевыми, повел их в землю, которую дал Он им… И много земель было захвачено, и много городов разрушено… в том числе и Иерихон.
— А при чем тут я? — спросил Иван.
Профессор внимательно посмотрел на него. Ивану показалось, что темная пустота, спрятавшаяся было в глубине его глаз, снова готова явить себя миру.
— Слышали ли вы, дорогой барон, — негромко спросил профессор, — как зовут нашу хозяйку?
Иван отвел взгляд. При упоминании об этой женщине неприятный холодок шевельнулся в его душе.
— Слышал, — буркнул он неохотно. — И что?
— Ее зовут Рахав, — сказал профессор. — Иначе — Раав… И все погибнут в проклятом городе Иерихоне, кроме нее и тех, кто будет в доме ее…
Ивана передернуло.
Голоса, поселившиеся в его голове, снова пробудились, настойчиво нашептывая, убеждая и успокаивая: они звенели и шипели, гудели, бухали, стонали, говорили: их было много, и они предлагали ему выбрать… Они манили за собой, звали и увещевали: Иван чувствовал себя то мелким и ничтожным, то значительным и сильным; он то проваливался в ледяную бездну, то взлетал высоко-высоко; он был невесомым и тяжелым, прозрачным и непроницаемым, он пытался уйти — и снова возвращался, пусть и ненадолго…