Цивилизация Древней Греции
Шрифт:
Младший брат Деметрия И, узнав о пленении своего брата, тут же поспешил в Антиохию, призванный своей невесткой Клеопатрой Теей, и женился на ней, взяв себе титул царя и имя Антиоха VII. Его первоочередной задачей стало победить Трифона, и тот, попав в плен в 137 году до н. э., покончил с собой. Антиох VII тоже установил отношения с евреями. Брат Ионафана, Симон, хотя и был сторонником законной селевкидской монархии после убийства его брата Трифоном, придерживался независимой традиции своего рода Хасмонеев (от названия места, откуда происходили Маккавеи): хасмонейская эпоха, начавшаяся с 143–142 годов до н. э., свидетельствует о желании установить отныне политическую целостность. Когда Симон погиб в результате семейной распри, его сын Иоанн Гиркан стал первосвященником. Антиох воспользовался этой драмой, чтобы осадить Иерусалим, но ограничился требованием дани и предоставления заложников (131), не устраивая религиозных гонений. После этого царь выступил против Парфии, отвоевал часть Ирана, но в конце концов был разбит в 129 году до н. э. и погиб в сражении. Можно было предположить, что оставшаяся Селевкидская империя рухнет под парфянским натиском. Но наследнику Митридата, Фраату И, пришлось защищать свое собственное царство от нападения варваров-скифов, тахаров, завладевших Бактрией, и саков. Это варварское нашествие, стоившее Фраату II жизни, спасло греческую Сирию. Однако отныне вся внутренняя Азия, от Согдианы до Персидского залива и от Инда до Евфрата, окончательно перестала быть эллинской: от завоеваний Александра спустя два столетия осталось лишь воспоминание. Только один индогреческий царь Пенджаба, находящийся в окружении индийских правителей и носивший эллинистическое имя Менандр, оставался
Во время похода Антиоха VII Фраат освободил Деметрия II, который вернулся в Сирию после десятилетнего отсутствия. Смерть его брата позволила ему вновь обрести свое царство, искалеченное и ослабленное тенденциями к местной автономии, которые обозначились тогда в сирийских полисах, и окончательным утверждением еврейской независимости с Иоанном Гирканом, который еще больше расширил границы нового государства. Брошенный своей супругой Клеопатрой Теей, Деметрий поддался призывам своей тещи Клеопатры II, царицы Египта, которую ее муж и брат Птолемей VIII осадил в Александрии, но он не смог ее освободить. Чтобы отомстить за эту попытку вмешательства, Птолемей поддержал действия нового узурпатора — Александра II Сабина, который объявил себя приемным сыном Антиоха VII. Непостоянное население Антиохии благосклонно встретило вновь прибывшего, тогда как Деметрий скитался по Сирии, потом попал в плен у Тира и был убит в 126 или 125 году до н. э. Этим прискорбным событием завершилось царствование последнего Селевкида, действительно пытавшегося сохранить свое государство и быть достойным царем. На него давил тройной груз династических раздоров, непокорности полисов и народов и, наконец, растущей угрозы со стороны Парфии. Эти же факторы продолжали действовать после его смерти, и история Селевкидов стала отныне всего лишь продолжением раздоров, крушений и преступлений.
В это же время в обстановке менее драматической и менее мрачной закончило свое существование недолговечное и блистательное Пергамское царство. Эвмен II хозяйничал в Малой Азии под присмотром Рима, поживившись за счет селевкидской монархии после Апамейского мира. Однако его отношения с Римом начали портиться после сражения при Пидне: стало очевидно, что военная помощь Рима недостаточна, а с другой стороны, сенат начал в какой-то степени опасаться возрастающего пергамского могущества. Другие анатолийские монархи снискали большее расположение, правда ценой унизительной покорности: Прусий II Вифинский, рассказывает Полибий, прибыв в Рим в 166 году до н. э., явился в курию, где заседал сенат, одетый как вольноотпущенник и простерся ниц перед входом в здание, чтобы поцеловать порог. Эвмен II, не будучи столь раболепным, держал должную дистанцию и в 166 году до н. э. не задумываясь начал военные действия против наступления галатов, когда счел это уместным, не спросив позволения у Рима, чем заслужил благодарность греков Азии, спасенных им от этой страшной опасности. На протяжении нескольких лет празднества в честь Афины Никефорос («дающей победу»), устраиваемые в Пергаме в храме богини — покровительницы полиса, поддерживал престиж династии Атталидов. Эвмен широко пользовался этим и, как и его предшественники, демонстрировал свою щедрость пожертвованиями великим храмам греческого мира: до нас дошло множество надписей, свидетельствующих об этом.
Когда он умер в 159 году до н. э., его брат Аттал, долгое время совместно с Эвменом осуществлявший управление делами, беспрепятственно наследовал ему и продолжил его политику. Несмотря на свой солидный возраст (ему было больше шестидесяти), он царствовал двадцать лет, поддерживая процветание государства: он оставался в хороших отношениях с Римом и благодаря его помощи одержал верх в войне с Прусием II Вифинским, которая закончилась в 154 году до н. э. Чуть позже, когда между Прусием и его сыном Никомедом возникли непримиримые разногласия, Аттал взял сторону Никомеда, который возглавил Вифинское царство после убийства своего отца в 149 году до н. э. Как и Эвмен, Аттал следил за воинственными галатами, хотя и не участвовал в крупных военных действиях, и он воевал с фракийцами, что позволило ему немного расширить свои владения по ту сторону Черноморских проливов. Скончавшись в преклонном возрасте, в 139–138 годах до н. э., он оставил своему наследнику Атталу III, бывшему его племянником и сыном Эвмена II, процветающее, богатое государство, которое считалось самым сильным в Малой Азии, находилось в хороших отношениях с другими государствами региона — Вифинией, Понтом, Каппадокией, которое опасались галаты, уважали независимые греческие полисы и, наконец, которое пользовалось расположением Рима. И тем не менее это государство, единственное в то время в эллинистическом мире казавшееся крепким, было уничтожено всего одним волевым решением одного человека — царя, который завещал его римскому народу. Странное, но имеющее важные последствия решение: именно благодаря ему впервые установилось постоянное присутствие Рима в Азии. Подобный прецедент с передачей наследия уже имел место: двадцатью годами ранее Птолемей VIII, называемый Юным (Неос), правитель Кирены, опубликовал завещание, по которому, в случае если он умрет без наследника, его ливийские владения должны будут перейти к римлянам. Но обстоятельства не позволили вступить в действие этому решению. Возможно, Аттала вдохновил этот документ, который был специально обнародован в Кирене, чтобы подстраховать его составителя. Во всяком случае, пергамский царь принял те же меры, что и царь Кирены, и его преждевременная смерть, постигшая его в 133 году до н. э., после пяти лет царствования, моментально обернулась большой выгодой для Рима.
Аттал завещал римлянам вместе со своим движимым имуществом все территории, которые принадлежали ему по праву собственности, то есть так называемый царский домен, или «земли царя». Зато сам город Пергам и его зависимая территория совершенно недвусмысленно исключались из условий передачи: Пергам становился свободным полисом, так же как и независимые греческие полисы с их территориями, находившиеся внутри атталидских государств. Когда эта новость достигла Рима, республика переживала серьезный кризис, связанный с деятельностью Тиберия Гракха, предложившего по аграрному закону реформировать управление общественными землями (ager publicus),чтобы сократить привилегии, которые присвоили себе со временем крупные собственники и землевладельцы. Передача римскому народу царских земель Аттала ставила проблему управления, которую ясно видел Тиберий Гракх, но он погиб от рук бунтовщиков, не успев ее разрешить. Сенатская комиссия, рассмотрев ситуацию, обнаружила полнейшее отсутствие порядка в Азии. Незаконный сын Эвмена II Аристоник взял власть в свои руки сразу же после смерти Аттала и стал именоваться Эвменом III. Чтобы привлечь к себе население, он признал гражданские привилегии его самых обездоленных слоев — чужеземцев, рабов, коренных крестьян. Он попытался также предстать победителем в борьбе против римского вмешательства в Азии. К нему присоединился вдохновитель реформаторской политики Тиберия Гракха, философ Блоссий из Кум, что позволяло предположить, что Аристоник разделяет его реформаторские идеи в социальной сфере. Зато граждане Пергама, довольные завещанием Аттала, объявлявшим их свободными, выступили против притязаний Аристоника и ряда предлагаемых реформ. Свободные греческие полисы тоже не поддержали его. Началась настоящая гражданская война, в которой Аристоник, опираясь на крестьян, коренное население и рабов, одержал верх, победив даже первые отправленные против него войска Рима. Он обосновался в верхнем течении реки Каик и четыре года чеканил монету с именем Эвмена для обращения внутри государства, которое он собирался основать и назвать Гелиополь — «город солнца». Однако в конце концов он потерпел поражение, и консул Маний Аквилий принял управление страной. Некоторые части атталидского государства были отданы царям Понта и Вифинии, которые помогали победить мятежника. Фракийские владения, как и остров Эгина, были присоединены к провинции Македония, созданной пятнадцатью годами ранее. Остальные территории Аттала стали римской провинцией Азия, которую Цицерон упоминал после главных регионов: Фригии, Мисии, Карии и Лидии. Этими обширными и богатыми владениями в самом центре Малой Азии должна была распоряжаться римская администрация. Теперь она твердо обосновалась не только в Европе, но и в Азии на обоих побережьях Черноморских проливов.
О Македонии и Элладе после сражения при Пидне свидетельствует Полибий, бывший современником, если уж не очевидцем этих событий (потому что он пробыл в Риме со 168 по 150 год до н. э.). По крайней мере, он дает нам общую информацию об этом периоде, о котором сохранились лишь фрагментарные документы: согласно Полибию, македонцы плохо приспосабливались к «демократическому» режиму, которым Эмилий Павел заменил их традиционную монархию, что приводило к внутренней напряженности; современную ему Грецию он изображает также страдающей от демографического кризиса, возникшего из-за нежелания имущих слоев иметь больше одного-двух детей, чтобы не допускать дробления земельной собственности, и это вследствие болезней или преждевременных смертей неизбежно вело к уменьшению численности населения и экономическому упадку, а земля оставалась неиспользованной из-за нехватки рук для ее обработки. Мы еще вернемся к ценности этого анализа. Но сам феномен депопуляции не подлежит сомнению, как и военные потери, и борьба кланов, и выступления против римлян, ссылки и политические убийства, а также пиратство, создающее дополнительную опасность на море, — все это способствовало наряду с изменениями в укладе жизни к сокращению числа граждан греческих полисов.
В Македонии главным событием этих мрачных лет стало появление претендента на власть, называвшего себя сыном Персея. На самом деле его звали Андриск, и он пополнил ряды узурпаторов, которые заявляли о себе в эту неспокойную эпоху в разных странах, вроде Баласа и Трифона в Сирии или Аристоника в Пергаме. Сдавшись римлянам после первой неудавшейся попытки, он бежал из Италии и на сей раз, найдя поддержку во Фракии, в 149 году до н. э. смог занять Фессалию, разбив экспедиционный римский корпус: это был кратковременный успех, ибо вскоре новая армия под командованием Квинта Цецилия Метелла нанесла ему решающее поражение. Сразу же последовало глубокое преобразование государственного устройства Македонии: она стала римской провинцией, управляемой проконсулом, располагавшимся в Фессалониках, который имел власть не только над четырьмя округами, учрежденными после сражения при Пидне, но также над Иллирией к востоку, а после 129 года до н. э. и над фракийскими владениями пергамского царя. Проложенная вскоре большая Эгнатиева дорога (Via Egnatia)от Эпидамна и Аполлонии в Иллирии до Фессалоник, проходящая через Балканские горы, через города Эдесса [27] и Пелла, а позже протянувшаяся во Фракию до реки Гебр, продемонстрировала стремление Рима объединить в одно целое весь этот северный регион полуострова. Для Македонии с 148 года до н. э. началась новая история — в качестве провинции. Управление этой провинцией, первой из образованных республикой в Восточном Средиземноморье, осуществлял Метелл.
27
Эдесса — бывший город Эги, к западу от Пеллы, некогда столица македонских царей.
Полисы Эллады в принципе обладали независимостью, провозглашенной Фламинином. Но последствия битвы при Пидне тем не менее сказались и на них. Естественно, соперничество между полисами осталось: отныне оно создавало поводы для обращения к сенату за разрешением спорных вопросов. Так, Афины, присвоившие себе пограничный район Оропа в Эвбейском проливе на границе с Беотией, были приговорены поначалу арбитром, которого назначал Рим для урегулирования разногласий, в данном случае — городом Сикионом, к уплате штрафа в пятьсот талантов. Тогда афиняне в 155 году до н. э. отправили в Рим посольство, в которое вошли три философа: Карнеад из Кирены, Критолай из Фаселиды и Диоген из Селевкии на Тигре (столетие спустя Цицерон выразит удивление, что среди этих трех послов не было ни одного уроженца Афин). Это посольство добилось того, что размер штрафа был уменьшен до ста талантов. Сенат представал, таким образом, верховной властью, к которой обращалась в спорных случаях эта теоретически свободная Греция. И наоборот, когда Родос, пытавшийся покончить с критским пиратством, обратился за поддержкой к Ахейскому союзу, тот отказал ему, сославшись на то, что не желает вмешиваться без согласия Рима: критскую проблему рассмотрела сенатская комиссия. Однако Ахейский союз отверг свою осторожную политику в тяжбе, которая столкнула его со Спартой, и это дорого обошлось всей Элладе.
В 150 году до н. э. Полибий добился у своих римских друзей, образовывавших кружок Сципиона Эмилиана, который имел большое влияние, чтобы оставшимся в живых из тысячи ахейцев, угнанных, как и он, в Италию после Пидны, было разрешено вернуться на родину. После восемнадцати лет ссылки их оставалось не более трехсот человек, и можно было предположить, что возраст и перенесенные испытания сделали их благоразумными. Их возвращение, однако, привело к формированию в Ахейском союзе определенной оппозиции против Рима. Вспомним, что Спарта вошла в союз в 192 году до н. э., но лакедемоняне сделали это с большой неохотой, и Филопемену пришлось силой пресечь попытку отделения. Пограничные споры с крупным аркадским полисом Мегалополем, тоже участником Ахейского союза, только подогревали это нежелание. Наконец, Спарта и ахейцы представили свои разногласия перед сенатом, который после разнообразных перипетий в 147 году до н. э. разрешил вопрос в пользу Спарты, позволив ей отделиться, и, кроме того, потребовал, чтобы союз отказался от Коринфа, Аргоса, от города Аркадии и от небольшого изолированного в южном течении Сперхея города Гераклеи Трахинской. Ахейцев возмутило такое насилие над союзом, и они приготовились к войне со Спартой, а заодно и с Римом. Как Андриск в Македонии, а до того Персей, как позже Аристоник в пергамской Азии, они прибегали к смелым социальным мерам, чтобы заслужить доброжелательность народа и настроить его против римской власти, выступавшей гарантом общественного порядка и безопасности собственников. Они объявляли об отсрочке или отмене задолженностей, освобождали рабов для службы в армии, вводили специальные налоги для богатых граждан. Некоторые народы Центральной Греции: жители Беотии, Фокиды, Локриды, Эвбеи — присоединились к ахейцам. Но после первого поражения, которое нанес войскам союза при Скарфее в Восточной Локриде Метел, управлявший Македонией, эта коалиция распалась. В 146 году до н. э. консул Луций Муммий разбил новую ахейскую армию на Истме и осадил Коринф, который ахейцы оставили без боя. Сенат, желая показать пример и повергнуть в ужас всех помышляющих о мятеже, распорядился срыть город до основания. Жители были убиты или проданы в рабство, здания разграблены и сожжены. «Я там был, — писал Полибий, — я видел, как топтали картины; солдаты использовали их для игры в кости». Эта расправа, сравнимая с разрушением Фив Александром в 335 году до н. э., достигла желаемой цели: попытки получить политическую независимость и реформировать социальную сферу прекратились вплоть до эпохи Мигридатовых войн. Разрушение Коринфа, на месте которого образовалась пустыня, пока Цезарь в 44 году до н. э. не отстроил здесь заново город, осталось в памяти человечества символом римского могущества на Востоке, подобно тому как разрушение Карфагена в том же году закрепило победу Рима на Западе. Несоразмерность между проступком, поставленным в вину коринфянам (дурное обращение с римскими послами в Коринфе в связи с собраниями Ахейского союза), и жестоким наказанием прекрасно демонстрирует истинные намерения Рима: речь шла о том, чтобы совершенно определенно дать понять, кто здесь хозяин. А уж это было абсолютно очевидно.
Греция, чьи действия в этом конфликте были далеко не единодушны, не была преобразована в римскую провинцию: только при Августе произошла такая трансформация и появилась провинция Ахайя. На время было проведено разграничение между полисами, принявшими участие в мятеже, и полисами, занявшими выжидательную позицию или, как Спарта, боровшимися против ахейцев. Первые были так или иначе наказаны, прежде всего конфискацией и распродажей имущества граждан, известных своей враждебностью к Риму, большинство которых были казнены или покончили с собой. Эти полисы отныне подчинялись непосредственно власти проконсула Македонии, который мог вмешиваться в их внутренние дела: так, когда в 115 году до н. э. в ахейском городе Димы стали назревать социальные волнения, восстановлением порядка занимался проконсул. В Халкиде и Деметрии были размещены римские гарнизоны. Территория Коринфа частично была объявлена государственной землей (agerpublicus),собственностью римского народа. В целом существующие законы сохраняли свою силу. Историка Полибия, находившегося в Африке при своем друге Сципионе Эмилиане, когда пал Карфаген, привело в Грецию известие о войне, начатой Ахейским союзом. Он успешно ходатайствовал перед римскими должностными лицами о смягчении суровых репрессий, которые обрушились на его сограждан: члены сенатской комиссии, которым было поручено урегулировать обстановку в Греции, оказывали ему немалое доверие и прислушивались к его советам.