Цивилизация Древней Греции
Шрифт:
Следует уточнить, что такая периодизация базируется на анализе аттической керамики, изученной лучше любой прочей. В других частях греческого мира наблюдается заметное отставание по отношению к Аттике: из-за сложностей в сообщении в период древнегреческого средневековья самые отдаленные районы оказывались почти отрезанными от окружающего мира. Но в целом ход развития был везде одинаков.
Не следует удивляться важной роли керамики в составлении хронологии этого периода. Политические события так называемых «темных веков» ускользают от нас, и археологические исследования, единственные способные пролить свет на тот период, базируются на материалах, наиболее часто находимых при раскопках, то есть на фрагментах керамики. Эти источники имеют тройное преимущество: во-первых, они повсюду распространены, поскольку являются предметами быта; во-вторых, их достаточно легко классифицировать по орнаменту,
Геометрическую керамику находят во многих частях греческого мира: в Коринфе, Аргосе, Беотии, на Кикладах, особенно на Тере, на Родосе, Кипре и в Италии. Но именно аттическая керамика субмикенского периода известна лучше всего благодаря раскопкам некрополей, в частности одного, расположенного в районе Керамика, возле отдаленного афинского квартала, заселенного гончарами (и благодаря этому получившего свое название). За пределами города, недалеко от ворот Дипилона, находилось кладбище, которое продолжало действовать в классическую эпоху. Исследования более ранних захоронений, проходившие в период между двумя мировыми войнами, обнаружили отдельные кремационные захоронения, которые появляются в субмикенский период, получают распространение в X веке и продолжают использоваться в следующие века, хотя погребения, будучи менее дорогостоящим ритуалом, чем кремация, вновь появляются позднее. На дно ямы помещалась урна с прахом и несколько сосудов — даров умершему. Яма наполовину засыпалась землей, а сверху устанавливался надгробный камень, заменявший стелу. Зачастую рядом помещалась чаша для жертвенных возлияний, которые являлись важной частью погребального обряда. Естественно, что на этом кладбище, как и в других подобных некрополях, например в Элевсинском, было обнаружено небывалое количество керамики.
Форма ваз (амфоры, кратеры, кувшины, чаши, кубки, шкатулки с крышками, или пиксиды) изменяется в одном направлении: границы между разными частями сосудов (например, у амфор — между туловом и горловиной) становятся все более резкими, в отличие от плавных переходов, свойственных микенской керамике. В том, что вазы начинают создаваться как композиции с четко выделяемыми элементами, можно усмотреть усиливающееся влияние архитектуры. Оригинальность гончаров росла вместе с их мастерством: они делали настоящие монументы из обожженной глины, как, например, погребальные амфоры и кратеры из Дипилона в человеческий рост, иллюстрирующие смелые технические решения.
Первоначально рисунок наносился черным лаком на чистую глину; затем, начиная с протогеометрического периода, вся ваза покрывалась черным лаком за исключением прямоугольного участка на горлышке или на боку, предназначенного для декоративного геометрического мотива: концентрических кругов или полукругов, волнистых или ломаных линий, треугольников или ромбов, прямоугольников, разделенных на квадраты, или шахматного узора. Пластическая красота этих сосудов вкупе с ярким контрастом светлого рисунка на черном фоне остается для нас уникальной в своем роде. Именно в то время появляется мотив меандра, который уже был известен в Египте и на Крите, но который мы называем греческим благодаря столь частому использованию его в древнегреческом искусстве. Постоянно пополняющийся набор орнаментов обогащается мотивами из животного мира, представленными все в той же абстрактной манере. Схематичные черные силуэты животных на фризах едва отличаются от чисто геометрических мотивов: птицы и животные больше похожи на символы, чем на живые существа. Такое расширение репертуара заставляет гончаров оставлять все больше места для декора, а в итоге вся поверхность сосуда покрывается орнаментом.
Гигантские амфоры и кратеры Дипилона относятся к периоду развитого геометрического стиля. Эти памятники поражают, во-первых, тем, с каким изысканным вкусом разделены зоны орнамента, как великолепно выбранные мотивы соответствуют их расположению, а во-вторых, насколько тонко и изящно сочетаются эти мотивы в безупречно продуманной композиции. В конце концов мастера обращаются и к человеческой фигуре, изображая ее так же условно, как и животных. Впоследствии человек изображается уже в сюжетной сцене. Например, на большой амфоре из Дипилона между ручками изображена сцена оплакивания умершего, лежащего на ложе, вокруг которого сидят и стоят члены похоронной процессии. Безусловно, эти схематические фигуры похожи друг на друга, их невозможно отличить ни по одеянию, ни по полу. Однако сам жест — поднятые к голове руки — выражает эмоцию: человеческий элемент, введенный в абстрактную композицию, действует разрушающе и в скором времени изменяет ее характер. Быстрое развитие сюжетных сцен в геометрический период в Аттике подчеркивает исключительное дарование художников, которые уже издавна превосходили в этом всех остальных греков.
*
Это преобладание афинской геометрической керамики затмевает другие проявления материальной культуры этой эпохи. Архитектура известна лишь по нескольким уцелевшим фундаментам храмов или домов. К VIII веку относится достаточно большое количество статуэток, отлитых из бронзы: они изображают животных или стилизованных персонажей, очень похожих на силуэты последнего геометрического периода. Некоторые из них имели основание, которое служило печатью. Другие были частью ваз или бронзовых треножников: было обнаружено несколько поврежденных экземпляров таких предметов. Третьи служили дарами в святилищах. На бронзовых фибулах — застежках для дорийских драпирующихся, нешитых одежд — были изображены рисунки в геометрическом стиле. Статуэтки из терракоты, как и из бронзы, изображали те же схематические образы, за исключением «колоколообразных» идолов из Беотии с приставленными ногами и с туловищем, зачастую расписанным геометрическими орнаментами. Все это, тем не менее, незначительно по сравнению с огромными аттическими вазами. Однако геометрическая Греция сделала для цивилизации гораздо больше: она подарила ей алфавит и Гомера.
Принятие финикийского алфавита греками, вероятно, относится к IX или началу VIII века. Самые древние алфавитные надписи относятся ко второй половине VIII века. Адаптируя для своего языка систему фонетических знаков, придуманную финикийцами, греки сделали существенное изменение: они ввели обозначения для гласных, чего не использовали семитские народы. Возможно, память о древнем микенском силлабарии, который четко различал слоги с разными согласными, способствовала такому обогащению алфавитной системы, что и придало ей впоследствии универсальный характер. Новая техника написания получила быстрое развитие и с небольшими изменениями распространилась по всему греческому миру. Латинский алфавит, как и большинство современных, появился позже.
Не случайно два первых крупных литературных произведения, «Илиада» и «Одиссея», датируются сегодня большинством ученых IX веком или, чаще, VIII веком, то есть временем, когда эллины начали использовать алфавитное письмо. Несмотря на крайнюю сложность гомеровского вопроса, многие читатели, рассматривая обе поэмы без предубеждений, замечают четкость их конструкции. Античные авторы, которые, несомненно, были гораздо лучше знакомы с гомеровскими текстами, чем наши современники, не сомневались в однородности этих двух эпопей. Лишь немногие из них предполагали, что «Илиада» и «Одиссея» не могли быть написаны одним автором, и даже лучший критик Античности Аристарх, так умело обнаруживающий в исходных текстах поздние вставки, беспощадно боролся с этими «сепаратистами», или, как их еще называли, хоризонтами. Я, со своей стороны, склоняюсь к этому авторитетному мнению, которое подтверждает современный анализ, показавший, что в разных частях поэм прослеживается поразительное сходство в построении, свидетельствующее о едином творческом духе.
Однако даже если развить такую же память, которой обладали поэты, помнившие эпос наизусть, невозможно представить, как добиться подобных результатов без письменности. В то же время эпический стиль по своему характеру еще недалеко отошел от устного, и необходимо признать, что, хотя поздние легенды сообщают нам, что автор «Илиады» и «Одиссеи» был слепым, изначально он должен был записать эти произведения. К тому же наиболее древние греческие надписи, известные нам, например, на вазе с дарственной надписью лучшему танцору или недавно расшифрованная надпись на чаше Нестора, найденной на Искье (обе находки относятся ко второй половине VIII века), свидетельствуют о том, что эпическое стихосложение с этого времени получает широкое распространение как в Афинах, так и в отдаленных колониях Западного Средиземноморья.
Совершенство этих двух поэм свидетельствует о том, что они явились результатом долгой традиции. Античные авторы признали это после того, как Аристотель написал в «Поэтике»: «Нам не известна ни одна поэма, написанная предшественниками Гомера, но все указывает на то, что таковых было много». Утрата всей предыдущей литературы, несомненно, обусловлена отсутствием надлежащего способа записи. Даже если микенское слоговое письмо осталось в употреблении (что не является доказанным), оно было слишком несовершенным, чтобы увековечить это эпическое литературное произведение. Зато Гомер, прибегнувший к помощи алфавита, сумел, в отличие от предшественников, спасти свои труды от забвения.