Цивилизатор в СССР 1980
Шрифт:
— Товарищу Ивашутину? — Андропов мгновение, по въевшейся в кровь привычке в сомнительной ситуации в присутствии непричастных к государственным секретам личностей делать вид, что не понимает о чём речь, изображал подобное состояние. После чего вспомнил, что говорит с тем, для которого многое было архивной пылью и строками в его этом «интернете», но всё равно дождался продолжения:
— … Да. Который руководит ГРУ. Я точно помню, что он сейчас руководитель военной разведки.
— И какую же историю, достойную экрана, вы хотите рассказать, Иван Юрьевич? — ровным тоном уточнил Председатель.
— Ту, от которой хочется
— Её звали Мария… то ли Диброва, то ли Доброва, точно не вспомнил. Наш агент-нелегал в пиндостане. Хорошо внедрённая, с отличной легендой, в роли хозяйки элитного косметологического салона в Нью-Йорке, с болтливой клиентурой из жён высокопоставленных лиц… когда за ней пришли ФБР-овцы и предложили стать двойным агентом, она выбросилась с большой высоты. Это было в начале 60-х, о её судьбе пока в СССР, насколько я понимаю, не знают. А сдал её… давно работающий на США ныне генерал ГРУ Поляков. Который, как я сделал вывод из прочитанного, не простил нашим смерти своего ребёнка, когда в своё время начальство зажало несколько сотен несчастных баксов на операцию для того… хотя была возможность. Вот так! А Мария была лишь одной из многих, кого он сдал. Не мне, конечно, решать, как тут быть и будете ли вы доводить ВСЮ правду до товарища Ивашутина, но вы, Юрий Владимирович, один… точно не исправите ничего.
Не намёк, но прямые слова. Будущее устами «Свидетеля» дало не прошенный, не по рангу и чину, но верный совет.
Устами «младенца» глаголет истина.
И без советов «сознания из будущего» Андропов был убеждён, что в одиночку, даже имея доступ к бесценному (с фамилиями, событиями), хотя и краткому (в соответствии с содержимым памяти всё же достаточно прилично читавшего и интересовавшегося политикой человека) «стенографированному ходу истории», он не сможет преодолеть историческую инерцию.
Осталось понять, с кем из немногих достойных и способных что-то изменить он сможет разделить тяжкую ношу знания о том, что «один раз ВСЁ уже рухнуло».
…«Свидетель» утверждал, что Полякова расстреляли уже при Горбачёве. Вкупе с «сказанной и приписанной» ему, Андропову самому фразой про то, что «генерал ГРУ не может быть предателем» выходило, что разоблачить «тогда» могли и в этом, 1979-м, а может и в тот год, когда «тогда» смерть подкараулила самого Андропова.
Значит, предположив, что и тут, как в случае с Митрохиным и Гордиевским, «сознание из будущего» право, можно надеяться, что вред от заявленного предательства Полякова можно хотя бы частично уменьшить по сравнению с «тем разом». А, может, кое-что и отыграть… после оперативной разработки и получения доказательств реальности предательства Полякова, отправив за океан высококачественную «дезу».
Да и Ивашутин… будет по гроб жизни благодарен, если раскрыть ему глаза пораньше. Плюс насчёт всего остального… что, если дилетант, прямо намекающий на неспособность Андропова что-то изменить глобально в одиночку, волей неволей упомянул кандидатуру… для некоторых возможных акций и дел, смысл которых лежит в области предсказанного?
Это нужно обдумать… а то смерть как чаще бывает, ходит ближе, чем надеешься…
Помимо желания, у Председателя, ранее достаточно по философски отнёсшегося к времени своей предполагаемой кончины (проблемы со здоровьем начались не вчера и он давно жил близко к грани немощности и к черте недееспособности, не переходя их благодаря усилиям врачей), вырвалось:
— Что вы помните о причинах моей смерти, генерального секретаря и остальных, кого вы записали на… «парад лафетов»?
— … Слишком мало, слишком не точно… и только про вас и Брежнева.
Не «Леонида Ильича», не даже «товарища Брежнева»…
Уже не первый раз Андропов подмечал, что стоило «Свидетелю» расслабиться и не так жёстко контролировать свою речь, как его обороты становились небрежными.
Взгляд издалёка. «Исторического далёка»…
— … но хорошо, что вы, Юрий Владимирович, сами эту тему подняли, а то я и не знал, как подступиться. Читанное перескажу, но зуб не дам. Короче, за что купил, за то и продаю… — хмыкнул Вяткин, постукивая детской ладошкой по полированной поверхности столика перед ним — … была такая байка, что нынешнему генсеку якобы что-то из лекарств, которые он принимает, антидепрессант или барбитурат какой, побочку даёт, которая только ухудшает его самочувствие. Но выяснилось данное обстоятельство, опять якобы же, только после его смерти. Как к сим сведениям относиться — вам решать. На их достоверности ни разу настаивать не буду.
Председатель кивнул, сделав себе зарубку на память. Действительно, очень неопределённо. Раз уж достаточно упрямый и обычно весьма самоуверенный «Свидетель» тут сомневается…
— … Что же касается вас, будто бы вас где-то продуло. То ли после отдыха в Крыму, то ли там переохладились после купания, то ли посидели на сквозняке. И осложнения были, которые привели к… фатальному итогу. Вот всё, что знаю… — словно извиняясь, Вяткин развёл руками.
Выглядело в исполнении движений детского тела и мимики сие комично, несмотря на всю печальность излагаемого.
2 мая 1979. Козельцева Е. Б., Вяткины.
Перед майскими праздниками в столице распогодилось и стало теплее. И Елене Борисовне, волей — неволей пришлось озаботиться «культурной программой», выполняя распоряжение, полученное ей и шофёром выделенной «Волги».
С этого дня — не выпускать младшего Вяткина из под контроля. Пока мягко и ненавязчиво.
Отца (а позже — и мать) «ребёнка» нужно подготовить. И это дело Председатель поручил ей.
Всё равно, рано или поздно… сам «Свидетель» проговорится о своей истинной сути в общении с ними или… сделает это сознательно, учитывая его нарастающее недовольство.
И родители Ивана начали задавать ненужные вопросы. Вот и вчера…
— … Что его так поздно к вашим психологам и прочим костоправам возят?
Растущее раздражение и непонимание ситуации со стороны Юрия Вяткина выплеснулось наружу. Выслушав его тираду, она как могла, мягко погасила его разраставшийся гнев. Теперь она поняла, в кого характером пошёл сын, у которого эмоции с одной стороны, подстёгивались детской физиологией, с другой — держались в какой-то узде — большим жизненным опытом.