ЦК закрыт, все ушли
Шрифт:
Мое недоумение возросло. Охваченный тревогой, я вернулся в приемную — и услышал требовательный, резкий звук телефона правительственной связи из своего кабинета. Звонила кремлевская «вертушка» — красивый белый телефон с золотым государственным гербом в центре диска. Аппарат появился в моем кабинете год назад— после утверждения автора этих записок в должности заместителя руководителя пресс-центра ЦК КПСС.
Поскольку это была новая должности, не предусмотренная штатным расписанием политической организации, имевшей почти столетнюю историю, то ее приравняли к должности заместителя заведующего отделом. В аппарате ЦК «вертушка» полагалась должностным
Но к этой теме я еще вернусь.
Услышав в приемной звонок «вертушки», я метнулся в свой кабинет. Первое время меня, неопытного аппаратчика, удивляла манера цековских долгожителей разговаривать по телефону правительственной связи. Человек внутренне группировался, лицо приобретало свирепое выражение, взгляд хмурился, голос становился твердым и вместе с тем вопросительноподобострастным: а вдруг звонит большой начальник? Это был целый ритуал. Если по городскому телефону произносилось обычно «да-да» или «слушаю», то по «вертушке» непременно следовало называть фамилию. Не знаю, кто установил такое правило, но в ЦК его придерживались неукоснительно. Внешне это напоминало разговор военных.
Что поделать, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Поддерживал общепринятую среди цековских работников манеру разговора по телефону и я. Схватил трубку «кремлевки», торопливо назвал фамилию. То, что услышал, повергло меня в смятение.
— Быстро на выход! Наши все вышли? Немедленно покидай здание!
Голос сдавленный, вроде бы знакомый. Ба, да это же мой начальник!
Ошеломленный и растерянный, я опустил трубку на рычаг. Бред какой-то!
Вышел в коридор. Тишина. Ни одного человека. Как будто все вымерло. Сделал несколько шагов по направлению к кабинетам других замов— Ренчиса и Сидоровича. Заколебался, заходить ли. Решительно толкнул дверь. Кабинеты обоих пусты. В приемных, где за столиком с батареей телефонных аппаратов обычно сидят секретари, никого.
Вернулся обратно. На. седьмом этаже громадного десятиэтажного здания — ни души. Ау, где ты, гуманитарный отдел? В угловом отсеке — кабинет заведующего отделом Виктора Васильевича Рябова. Ни одного человечка. Спустился на шестой этаж, к коллегам из идеологического отдела. Такая же картина.
Надо, видно, выбираться из здания. В памяти всплыли картины захвата зданий ЦК в восточноевропейских странах. Вернулся в свой кабинет. Все телефоны молчат. Поднял трубку городского, «вертушки», — нет, работают, связь не отключена.
Пора. Что взять с собой? За шесть лет работы накопился огромный архив, горы заготовок речей, статей, интервью начальников. В шкафах и сейфах немало личных вещей. Ведь большую часть временй — нередко до десяти—одиннадцати, вечера — проводил на работе. Служебный кабинет стал вторым родным домом. Черт с ними, вещами! Хватаю диктофон с только что записанным текстом интервью — срабатывает, наверное, старая журналистская привычка, — запихиваю его в видавший виды коричневый «дипломат», с которым не расстаюсь вот уже пятнадцать лет, и, окинув взглядом в последний
Вызываю лифт. Загорается табло — значит, работает. С «дипломатом» в руке оказываюсь на первом этаже. И сразу попадаю в растревоженный человеческий муравейник. Множество людей скопилось у выхода. Наш подъезд — шестой. Здание расположено в центре цековского городка. Он связан многими переходами, в которых запросто можно заблудиться. За шесть лет я изучил все, с закрытыми глазами могу выйти к любому месту— на улицу Куйбышева, к проезду Владимирова или к улице Степана Разина. Москвичи знают, на каком расстоянии друг от друга расположены названные мною места.
Просторный вестибюль шестого подъезда переполнен колышущейся людской массой. На лицах растерянность, страх, непонимание происходящего. Кто-то держит в руках кулек с тремя-четырьмя свекольными котлетками — последней цековской привилегией, кто-то судорожно прижимает к груди папку с бумагами. Чтобы выйти из здания, надо пересечь двор. Отсюда на волю два пути. Первый, если повернуть налево, ведет к железным решетчатым воротам, за ними улица Куйбышева. Второй— направо, мимо здания столовой, к улице Степана Разина. Время от времени кто в одиночку, кто в составе небольшой группы пытается покинуть здание. Бесполезно! Все возвращаются назад, жалкие и испуганные: выходы перекрыты толпами неистовствующих людей. Не пропускают никого.
Людей все прибывает. Шестой подъезд— десятиэтажное здание, построенное в середине шестидесятых годов. Здесь было расположено много отделов ЦК — организационный, идеологический, гуманитарный, социально-экономический, аграрный, национальной политики. В боковых отсеках, расположенных напротив кабинетов заведующих отделами, сидели секретари ЦК — Строев, Манаенков, Калашников. Не менее сотни кабинетов занимали сотрудники аппарата президента, включая первого заместителя председателя Совета обороны страны Бакланова.
Среди мечущихся в вестибюле и по двору фигур, чего греха таить, попадались и знакомые лица из президентского аппарата. Паника усиливалась. Высокая, худая, лет под семьдесят старуха из машбюро хватала мужчин за руки:
— Делайте же что-нибудь! Надо звонить в Управление делами, коменданту... Пусть откроют коллекторы и выпустят нас через теплотрассу... На улицах ужас что творится. Они нас растерзают...
От несчастной женщины отмахивались. Слухи, один нелепее другого, вспыхивали в разных концах вестибюля и двора, заставляя людей бессмысленно метаться по замкнутому пространству. С улицы доносился угрожающий шум растущей на глазах толпы. Виновато отводили глаза работники охраны зданий ЦК — еще вчера такие недоступные и величественные. Раньше их грозная форма придавала им куда более решительный вид. Надежды на то, что они защитят от разъяренной толпы хотя бы женщин, было мало.
Никто толком не знал, что же передали по внутреннему радио. Одни утверждали— на сборы дан час, и если за это время помещения не будут очищены, ослушавшихся ожидает интернирование. Технические работники не понимали, что это такое. «В милицию отвезут», — разъясняли сведущие.
В общем, паника разрасталась. Во двор прибывали люди из других зданий. Оказавшись среди потерявших самообладание сослуживцев, слушая панические слова и реплики, я тоже стал готовиться к самому худшему. Вернулся в кабинет и позвонил на всякий случай сыну: если что случится, береги мать и десятилетнюю сестренку.