cнарк снарк: Чагинск. Книга 1
Шрифт:
– Он работает для вас! – с сарказмом в голосе произнес Роман. – Приятного аппетита!
– Музыка! – Паша щелкнул пальцами. – Сегодня и только для вас – песня про судьбу!
Паша душевно запел, музыка слегка запоздала, но Паша почти бесшовно подстроился под мелодию. Хазин жевал петрушку и отбивал пальцами по скатерти ритм, Роман, напротив, желчно грустил.
А жизнь прошла, похоже, зряНе помогают лекаряИ– Талант! – Хазин обреченно налил себе водки. – Витя, это пять! Выпьем же за здоровье Карла нашего Густава! Шмуля! Ты уважаешь Карла Густовича?
Про Карла Густава Хазин сказал слишком громко, на него обернулся стол МЧС.
– Это изобретатель водяной помпы, – пояснил Хазин. – Великий немецкий пожарник…
МЧС поверили.
– Карл Густав не изобретал помпу, – произнес Шмуля. – Он изобретал принцип межзвездных путешествий… За что был сотрен в бараний рог…
– Вот именно! – повторил Хазин. – За космические путешествия и бараний рог!
За это не выпить было грешно. Мы выпили, хотя вроде больше и не хотели.
– Банкеты чрезвычайно утомительны… – громко рассуждал Хазин. – Если они начинают тебя преследовать, ты невольно думаешь, что это некое поражение…
Я оглянулся. Кристина все еще разговаривала с Федором, лицо у нее было испуганное и заплаканное, как мне показалось. В зале надышали, воздух колыхался. И солнце светило на Кристину сбоку.
Роман тоже оглянулся.
И жизнь закончиласьСтоптались прахоря… —спел Паша и посмотрел себе на ноги.
– Это же не искусство – Роман с отвращением указал на сцену. – Да этот Паша не чалился ни разу! Шкура дешевая…
– Шмуля, да ты завидуешь! – Хазин постучал Романа по плечу. – Воркутэн имеет-таки успех! А ты хрустишь мослом на разогреве! Шмуля, езжай лучше в Ашкелон, там такое любят…
Роман не ответил, взял рюмку, Хазин налил ему.
– Я же говорил! – захихикал Хазин. – Ты сам осознаешь свою практическую никчемность!
Роман выпил.
– В этом мы, Шмуля, необыкновенно близки! Ты – плохой танцор, я посредственный художник…
– Ты художник?
– Я – художник…
Я опять обернулся к дверям. Федор и Кристина продолжали разговаривать. Кристина размахивала руками и заметно истерила, Федор пытался ее успокоить.
– Я художник, я рисую светом, мой инструмент – камера…
Хазин обнаружил, что камеры под рукой у него нет, растерянно заглянул под стол.
– Ты ее сдал человеку, – напомнил я.
– Меня вынудили сдать мою камеру человеку, – вдруг всхлипнул Хазин. – Но язык мой им не вырвать…
Хазин зачем-то погрозил кулаком полярнику.
– И жало жгучее змеи задвинул в глотку… И проходя моря и земли… глаголом сечь всякую лабазную сволочь… – сообщил Хазин.
Песня про судьбу закончилась, Паше аплодировали.
– А теперь моя главная песня! – серьезно произнес в микрофон Паша. – Я пою для вас, милые женщины! Песня «Королева»!
– А у меня шашку мою украли… – вздохнул Роман. – И шапку украли… За кулисами… Украли шашку…
Он открыл минералку и стал пить, проливая на галифе.
– Это Механошин! – громко зашептал Хазин. – Он давно к твоей бабе присматривался!
Паша запел.
– К какой бабе? – не понял Роман.
– К Сарре!
– У меня не Сара…
Паша Воркутэн между тем выбрал из публики несколько пожилых женщин-ветеранов, заманил на сцену и стал дарить цветы. Я думал, что мне показалось издалека, но, вглядевшись, обнаружил, что так и есть – дарил цветы. Большой букет держала Зинаида Захаровна, Паша брал из него гвоздики, вручал, пожимал руки.
– Мне кажется, это красиво, – Хазин указал на сцену. – Комплексный подход…
Цветы кончились, Воркутэн поклонился публике, лихо подхватил Зинаиду Захаровну и принялся с ней танцевать, не забывая, впрочем, петь.
Нам с тобой не гулять по Бродвею,И от этого я, и от этого я, и от этого яЧешуею…Многие из зала забыли про угощения и полусладкое, забрались на сцену и теперь танцевали с Пашей. Паша Воркутэн был решительно неотразим.
– Витя, записывай в блокноты… это нужно использовать, – сказал Хазин. – Этот блатняк довольно сложно связать с нашей темой, вряд ли адмирал Чичагин принимал такое…
– Да это не блатняк ни капельки! – перебил Роман. – Это имитация… Жалкий симулякр! Суффикс «ся» никогда не употребляется в подобных коннотациях…
– Шмуля может в слова, – хихикнул Хазин. – Подвинь лучше минералки, композитор…
– А теперь немного повеселимся! – объявил Паша в микрофон. – Веселая танцевальная песня, простая и жизнерадостная!
Расчесочка – моя расчесочка,Погасла спонту папиросочка,Ах, жизнь нарезалась в полосочку,Такая, братцы, лалу-ла…– Такая, Шмуля, ла-ла-ла-лула, – Хазин похлопал Романа по плечу. – Этот вот лалула сейчас твою бабу в Кинешме…
Хазин выразительно щелкнул языком.
– И теперь это все навсегда. – Хазин обнял Романа.
– Да пошел ты, – ответил Шмуля. – Художник…
– Я – художник, а это Витя, мой друг-писатель, – сообщил Хазин. – «Пчелиный хлеб» читал? Или ты только про пидоров читаешь?
– «Пчелиный хлеб»… я читал, – ответил Роман. – Пчелиный хлеб – это… прополис. Прополис с древнегреческого – это «За город». «Загород», короче… Ты понимаешь, мы собирались поехать за город, а там возникли сложности…