Цугцванг
Шрифт:
Следующая комната, которую я нахожу — это спальня, и она не менее шикарная, но я снова в тупике. Она в основном светлая: три белых стены, кровать с мягким основанием, пушистый, ванильный ковер. Напротив кровати еще один акцент — стена с резными узорами-ромбами из карамельного дерева, где весит еще один большой телевизор. В этой комнате я не чувствую «его» — она слишком мягкая. Пройдя чуть ближе к окну, я понимаю, что стена-акцент не доходит до конца, так что иду дальше, и там я нахожу ванную комнату. Здесь все также, как в спальне, она полностью копирует ее стиль. Белый мрамор сочетается с карамелью, а в качестве акцентов — черный цвет тумб с современными раковинами в форме глубоких чаш, которые «просто взяли и поставили сверху». Душа здесь никакого
«Наверно, здесь есть еще одна комната» — да, есть. Вот в ней я уже узнаю черты характера, которые мне по-крайней мере понятны.
Она темная и словно логово порока. Черные стены, потолок, на котором вокруг люстры идет полукругом лепнина, огромная кровать. У нее тоже есть мягкое основание, но вместе с тем и «крыша» с балдахином, как было в той квартире. Я почему-то уверена, что если я лягу, то и здесь увижу свое отражение на потолке, но я этого не делаю, а перевожу взгляд в сторону, где за прозрачными, огромными дверьми ванная комната. Она будто находится в самой спальне, и это так порочно… Из черного мрамора с теплой подсветкой, где есть все: огромная ванна в форме чаши, душ с глубокой ступенькой, чтобы, видимо, можно было зачем-то сесть. Над раковиной, какую я уже видела в прошлой комнате, потрясающее зеркало, похожее на солнце. Оно очень и очень красивое, а еще, спорю на что угодно, безумно дорогое.
«Да кого я обманываю? Здесь, наверно, само наполнение квартиры стоит, как сама квартира…»
Хмыкаю и поворачиваюсь, чтобы выйти, но сразу замечаю еще одни двери с противоположной стороны. Иду туда — гардеробная, хотя скорее это магазин одежды. Дорогой. Брендовой. Я захожу в него, как вор, озираясь. Здесь все чин по чину: стиль тот же, что в комнате, по середине стоит небольшой пуфик, огромное зеркало…
«Черт, да я такие гардеробные видела только в кино!»
Даже у мамы не было столько шмотья, хотя у нее был особый шкаф для туфель, который однажды Элай «случайно» залил. Нет, он действительно сделал это не нарочно, просто он вообще не отличался особой «аккуратностью», и все у него вечно «случалось» «потому что звезды так светили».
«Интересно, что с ним будет, если также залить его шмотье? Или что-то перевесить?» — усмехаюсь, ведь здесь все «одно к одному».
Никогда не замечала в нем такой педантичности, но, наверно, она все же есть, если он любит БДСМ. Я как-то решила почитать о «доминантах», раз уж ввязалась в эту авантюру, и действительно многие из них отличаются любовью к порядку, и, судя по тому, что тут все развешено еще и в цветовой гамме, так и было. Рубашечка к рубашечке, белая к белой, туфли к туфлям, кедик к кеду, и далее по списку. Хмыкаю, проведя кончиками пальцев по пиджакам, но дальше удивляюсь больше.
Самая дальняя стенка шкафа наполненная женской одеждой снизу доверху. Она вся в светлых оттенках, и здесь тоже есть все: куртки, пальто, платья, костюмы — абсолютно все, чего только душа может пожелать.
«Наверно об этом он и говорил?» — опускаю взгляд на разорванный свитер, который я загнула, как халат, и понимаю — у меня нет другого выхода.
Теперь окончательно понятно, что он имел ввиду и зачем это сделал: видимо принцу не понравился мой отказ надеть его платье и его куртку. Никаких разговоров не нужно, уговаривать меня тоже никто не собирался — Максимилиан и его «как я хочу» просто разорвали мою одежду, чтобы у меня не осталось выбора и пришлось одеть эту. Тихо цыкаю и мотаю головой — просто детский сад… — потом безразлично беру с вешалки первый попавшийся свитер. Он вообще коричневый, но уходит больше в розовый, а еще достает мне до задницы, судя по всему — мне подходит. Открываю первый ящик в поисках белья, безошибочно угадываю, но выбор меня не радует. Здесь какой-то сплошной шелк и кружева, и этот факт забирает еще пару процентов от моей батарейки, но что поделаешь? Нахожу самый приличный комплект, беру белые носки и выхожу из комнаты.
Иду в душ, как мне было велено. Парюсь, правда, долго — все здесь непонятно и ново, работает неизвестно как, так что я достаточно сильно замерзла, пока не догадалась на какую кнопку надо нажимать. Быстренько моюсь, как можно быстрее, если быть точной, а когда выхожу, обматываюсь темным полотенцем и встаю перед выбором: куда идти дальше? Я не хочу оставаться в этой комнате, да и меня никто сюда не приглашал, а та светлая по душе. Недолго ломаюсь и иду туда, закрываю за собой дверь, переодеваюсь. Ткань, конечно, просто сказка, но меня это не радует — я лишь на подсознательном уровне отмечаю сей факт, потом залезаю под одеяло и кутаюсь с головой.
Единственное, что мне нравится в моей клетке — это вид. Окна здесь огромные, в пол, и через них открывается вид на жизнь там, за пределами золотых прутьев. Я вижу Лужники, здание МГУ, но самое главное — это тысячи огней квартир, в которых кипит настоящая жизнь, а не пластмассовая, как моя. У меня то, по факту, больше нет жизни. Закрытый выход и ошейник на шее, который я так и не смогла снять, тому подтверждение. А еще тюремщик…
Я слышу, как открывается дверь, когда на часах время переваливает за шесть часов — действительно вернулся вечером, как говорил вчера, — но не спешу его встречать. Я сижу у окна на кресле-лежаке с фигурными ножками, подтянув ноги к груди, и даже головы не поворачиваю на четкий шаг. Мне плевать…почти плевать даже когда я чувствую его энергетику рядом, а волну парфюма непосредственно в зоне моего комфорта.
— Даже не поздороваешься?
Молчу. Нет, не поздороваюсь, потому что не хочу. Максимилиан усмехается, касается спины, заставляя тем самым резко выпрямиться «по струнке», но это его как будто только подстегивает. Теперь он касается шеи, слегка надавливает на замочек, улыбается.
— Спорю на что угодно, ты пыталась его снять.
Молчу.
— Извини, не сказал, что он с сюрпризом.
Молчу. Тогда он присаживается на край кресла, слишком близко, чтобы меня нервировать, но я не поддаюсь. Знаю, что если дернусь, спровоцирую, а мне этого не нужно. Я напряжена до предела, каждой, казалось бы, мышцей, при этом стойко остаюсь на месте, цепляясь глазами за здание МГУ, как за свой личный спасательный круг. Он мне нужен, чтобы не утонуть в его запахе, который становится четче, когда его владелец становится еще ближе. Слегка касается губами голого плеча, я жмурюсь, но продолжаю стоять на своем. Это его по итогу только веселит…
— И не отпрыгнешь?
Молчу.
— Как стойко держишься, браво, котенок. Интересно, насколько далеко ты готова зайти?
Его пальцы ныряют под свободный ворот кофты, касаясь лопаток, но я и тогда продолжаю сидеть, как будто и не я вовсе. Пытаюсь отгородится…пусть и знаю, что не выйдет. Это я. Это он. И он будет делать все, что захочет, но, судя по всему, не сейчас. Максимилиан отстраняется внезапно, а потом буднично, как будто ничего не произошло, произносит.
— Переоденься. Через десять минут кое кто приедет, а эта кофта еле прикрывает твою задницу. Пошла.
Пользуюсь случаем и резко вскакиваю, ухожу, но чувствую тяжелый взгляд в спину, который не обещает ничего хорошего. Хотя может это было простое издевательство? Наверно да, потому что когда я снова захожу в гостиную, он даже не поворачивается. Максимилиан стоит у окна и быстро что-то печатает, а я присаживаюсь на край дивана и привычно отвожу взгляд. Тишина просто невыносимо звенящая, но мне и в голову не придет ее нарушить даже под пытками. Лучше ощущать этот спертый, тяжелый воздух, чем говорить с ним, к тому же не имея никаких тем для обсуждения.