Цугцванг
Шрифт:
«Что же будет теперь, когда два объекта с непреодолимой страстью наконец встретятся? Кровать, наверно, придется новую заказывать…» — мотаю головой, потому что на самом деле я не хочу знать и даже касательно, мимолетно представлять.
Мне хочется бежать без оглядки, сердце снова ноет и гулко стучит, каждым ударом разбивая меня изнутри. Не знаю, как буду сидеть здесь на диване и знать, что за стеной происходит…
— Куда ты?!
Цепляюсь бездумно и слишком быстро за возможность, которую замечаю краем глаза:
— Илья ее посмотрел, сказал, что у нее, наверно, сотрясение. Нужно съездить в ветеринарку.
«Это мой шанс!» — я бы хотела сказать, что меня дико волнует ее судьба, и, разумеется, она волнует, но мной все равно больше руководят эгоистичные мотивы. Такое стыдно признать, и я чувствую себя отвратительно, но ничего не могу с этим сделать — мне просто необходимо отсюда сбежать, или меня таки изнасилуют, пусть и морально…
— Я с тобой!
Недоверчиво щурится, пару мгновений молчит, прижимаю маленький сверток к груди, потом мотает головой.
— Нет.
— Но почему?! Это моя кошка!
— Мне не нужны проблемы. Голова итак болит.
— Мстишь?! Ты серьезно?! — повышаю тон, делая на него шаг, — Так было нужно!
— Могла бы предупредить!
— И ты бы позволил?! Нет! Ты бы стал снова выворачиваться! Нужно было кому-то действовать и быстро — я решила.
Молчит, потому что знает, что я права, а из комнаты в этот момент раздается глухой удар. Я кошусь в сторону, не успеваю насладиться триумфом, снова на него смотрю и шепчу.
— Пожалуйста, возьми меня с собой.
Он сразу понимает, бегло смотрит мне за спиной, молчит — думает. Я нервно сжимаю пальцы, кусаю губу, сейчас от него зависит мое душевное равновесие, как бы смешно не звучало…
— Я должен буду предупредить.
— Мы успеем вернуться.
— Не успеем, и тебе это известно.
— Пожалуйста… Я не буду ничего делать, буду молчать, клянусь, но если ты пойдешь туда, он не позволит мне поехать…А я не могу здесь оставаться…
Снова молчит. Взвешивает. Долго. Но потом закатывает глаза и громко цыкает, четко подводя итог.
— Ни звука. Будешь молчать и делать, что я скажу. Хоть один шаг в сторону — ты крупно об этом пожалеешь. Я с тобой церемониться не буду, запихну в багажник, но прежде верну долг, — слегка касается своего затылка и поднимает брови, — Все ясно?
— Да. Я все поняла. Поехали уже…
Так мне удается избежать хотя бы одной душевной травмы, и я рада, даже не смотря на то, что еду с тем, кого взаимно и абсолютно не выношу.
Глава 16. Там, где нам было хорошо. Амелия
18; Декабрь
Я сижу в маленьком, светлом кабинете, где ужасно воняет лекарствами — это предоперационная. Оказалось, что моя маленькая Лyна сломала лапку, что скорее всего в купе с ударом и повлекло за собой потерю сознания.
«Защитница…» — смотрю ей в глаза, она мне.
Ее голубые, бездонные озера полны боли, и от этого мне еще хуже.
«О чем я только думала? О каких то глупостях!» — стыдливо ругаю себя, укладываясь на руку поближе к ней, — «Она меня защищала и пострадала больше всех, а я…дура! Эгоистка и дура!»
— Мне так жаль… — шепчу еле слышно, быстро стерев слезу, будто она сможет понять.
Кладу руку ей на бок и плавно веду по гладкой шкурке. Ей предстоит операция, а потом стационар, чтобы врачи следили за состоянием животного, но пока ничего страшного не прогнозируют — это единственное хорошее. Лyна медленно моргает, наркоз уже ввели, и мне только благодаря Алексею разрешили с ней посидеть, пока она не заснет. С ним вообще странно как-то вышло: всю дорогу мы не разговаривали, а потом такой широкий жест. Хотя он действительно широкий в сложившихся обстоятельствах. Я же могу и отсюда дернуть в конце концов, а их ПЛАН не может быть поставлен под угрозу даже в теории.
— Здесь лучшие врачи, тебе не о чем переживать.
Резко поворачиваюсь на голос, который узнаю из тысячи тысяч, и он принадлежит не Алексею, а Максу. Его я уж точно не ожидала здесь увидеть, поэтому хмурюсь, осторожно оглядывая всю его фигуру, которая занимает чуть ли не весь дверной проход, излюбленно прижимая его косяк. Видимо он за мной наблюдал, но теперь, когда уже нет смысла прятаться, отталкивается от своего места и приближается. Мне почему-то дико страшно и неловко, поэтому я выдаю первое, что пришло в голову:
— Тебе осмотрели руку?
Макс останавливается рядом со мной, кладет руку на шею и слегка ее сжимает, вырисовывая круги, улыбается. Выглядит все это очень странно, и я себя ощущаю не менее «не по себе», поэтому отстраняюсь — ему это не нравится. Вижу, как в глазах вспыхивает злость, но он ее давит, кивая.
— Осмотрели и зашили, все хорошо.
— Мне жаль.
— Мне тоже.
Повисает неудобная тишина, и снова я благодарю свою кошку за храбрость. Лyна дергает лапкой, вонзая коготь мне в палец, чем обращает на себя внимание. Конечно это ненамеренно, но так кстати — Слава богу!
— Она заснула, нам пора.
— Я хочу дождаться конца операции.
— Нет.
— Но…
— Мне позвонят, — перебивает, поднимая меня на ноги за локоть ведя к выходу, где уже стоит врач и пара медсестер.
Когда мы проходим мимо, нас одаривают взглядами сразу все: врач многозначительным, говорящим, на который Макс слегка кивает, а вот медсестры «теми самыми», которые я видела и не раз — горячими, направленными на наследника империи. Он их не замечает.
«Конечно, после Лилианы такое и значения то не имеет…»