Цугцванг
Шрифт:
– С ума сошла, – он пытается ускользнуть от чересчур откровенных объятий. – Мэри! Нельзя сейчас. Вечером! Ну? Хватит, прекрати. Ночь впереди!
Она его разворачивает, приникает телом, выставив ногу на сиденье, тем самым пресекая попытку к бегству. Недолгая борьба заканчивается страстным поцелуем. Он готов сдаться на милость победительницы, тянет руку к двери, чтобы повернуть стопор, но женщина отстраняется.
– Оставь чемодан! Иди. Я денег дала, попутчиков не будет, – она разжимает его объятия. – Вагон пустой. Приходи вечером, я в ресторан. Кушать хочу.
Секачев вздыхает, глаза блестят. Полотенце валяется на полу.
–
– Я тоже тебя люблю, – с игривым смешком она подталкивает его в спину. Он удерживает дверь, в награду получает полотенце. Дверь с шумом закрывается, щелкает стопор. Мимо проходит проводница, Секачев приглаживает влажные волосы, возбужденными глазами ищет номер своего купе.
•
Офис крупной компании на площади с фонтаном. На углу летнее кафе под навесом. Джонсон в темных очках сидит за столиком. Чашка кофе, сигарета, терпеливое ожидание. Наконец, к зданию подъезжает двойной кортеж, выскакивают охранники, открываются дверки. Из лимузина выбирается Тагиров, в окружении охраны поднимается по ступеням. Из красной спортивной машины выходит Элла Александровна. Джонсон нажимает кнопку вызова. Она открывает сумочку, подносит к уху телефон. Тагиров скрывается за стеклянными вратами. Джонсон слышит в трубке женский голос.
– Вас слушают. Кто это?
– Здравствуй, Йога. Это Джонсон. Не оборачивайся, отойди в сторону.
– Джонсон? – Элла Александровна отходит по ступеням от охранника на входе.
– Повторяться не буду, соображай. Встретимся через час, на кладбище.
– На кладбище?
– На могиле Леонида Ермакова. Поняла?
Элла Александровна вертит головой, смотрит в направлении кафе.
– В деревне? Это далеко. Может быть, вечером.
– Твоя дочь мечтает тебя увидеть.
Элла Александровна роняет руку с телефоном, снова подносит к уху.
– На кладбище через час. Не успею, пробки в городе. Полтора!
– Чтобы не теряли, придумай что-нибудь. – Джонсон делает паузу. – Приведешь охрану или полицию, дочь не увидишь. Никогда. Сейчас она в полном порядке. До встречи!
•
Деревенское кладбище на опушке, с шоссе съезжает красная машина, останавливается с краю могил. Элла Александровна в черном платке с двумя гвоздиками в руках выходит из машины, оглядывается по сторонам. Среди сосен и могил бродит старик в брезентовом плаще. С другой стороны кладбища, спрятавшись за густым подлеском, стоит «Москвич». Не закрывая машину, она отходит в сторону к старым могилам. Рукой раздвигает стебли осота, смотрит на крест без опознавательных знаков, кладет цветы по соседству, на покосившийся столик.
– Заросла могилка-то, – старик подошел незаметно. – Леньку ищешь?
– Допустим. – Она вглядывается в старика. – Вы местный? Здравствуйте.
Старик поправляет очки с выпуклыми линзами.
– Кошек развелось. Рыси ходят! Денег не надо, ухаживать не буду.
– Ухаживать? – она ждет продолжения.
– За могилой ухаживать. Нет его тут! А привет имеется, от дочери.
– Где Джонсон?
– Тебя Джонсон или дочь интересует, – старик укоризненно качает головой. – Или Ленька Ермаков?
Элла Александровна пристально разглядывает старика.
– Вот что, дедуля. Если деньги, говори сколько.
– Подумаешь, дамочка городская, приехала тут, – старик поворачивается, чтобы идти прочь. – Будьте здоровы! И начальнику вашему не хворать, недолго ему осталось.
Она достает из сумочки револьвер с коротким стволом, но внушительным калибром.
– Дедушка! Дай прицелиться.
Старик оборачивается, смотрит без опаски, вдруг стукает клюкой по кресту.
– Черный платок одела, клеща посажу! Дочь подкинула? Не вымолишь теперь!
Элла Александровна возвращается к машине, в чувствах швыряет сумочку с пистолетом на пассажирское сиденье, садится за руль. Красная машина отъезжает, оставив сумасшедшего старика потрясать клюкой. Перед выездом на шоссе она притормаживает, смотрит в зеркало, видит лицо Джонсона в темных очках, от неожиданности резко бьет по тормозам, оборачивается.
– Здравствуй, – приветствует незнакомец. – Не узнала? Это я.
1992
Деревенский дом Меркулова, морозный день. Снежное поле, горы на горизонте, солнечно и ветрено. Компания в телогрейках расположилась на открытой веранде с перилами. Меркулов смотрит в бинокль на белое пространство, где чернеет одинокая рыбацкая палатка. Находит воткнутую лопату с надетой на черенок рукавицей, словно мертвец высунул руку из проруби. На подветренной стороне мороз не ощущается, а вот по озеру стылыми дорожками тянется поземка, вставая на дыбы и устраивая солнечные завихрения. Рядом с Меркуловым стоят трое друзей, смотрят на озеро. Брезентовый домик различается хорошо, а вот лопата с варежкой похожа на портновскую иголку, воткнутую в простыню. В руках Лосева снайперская винтовка с глушителем, он ее рассматривает.
– Витя первый, – Меркулов поворачивает голову назад, удерживая бинокль на месте. – Леня, расстояние выставил? Около 300 метров.
Лосев пытается пристроить локти на перила.
– Неудобно, локти не умещаются.
– Ты ствол положи, – азартно советует Секачев, подвигая табурет сзади. – Вот тебе стульчик! Садись, Сохатый, винтовку на упор, и целься спокойно. Главное, уверенность!
– Так любой дурак попадет, – Лосев ставит один локоть, смотрит в прицел. – Где она? Вот.
– На выдохе. Помнишь, как учили?
– Толя! Не мешай, – Меркулов смотрит в бинокль. – Атака.
Винтовка вздрагивает, затворный механизм выплевывает гильзу. Окутанная сизым дымком, она катится по веранде. Секачев ее по-ребячески ловит, подбрасывает на ладони.
– Горячая.
Лосев выпрямляется. Меркулов опускает бинокль.
– В молоко. Анатолий, твоя очередь.
Секачев сует гильзу в карман, ставит табурет на подходящее расстояние. Берет винтовку, ищет задом сиденье, кладет ствол на перила, корпусом подбирает высоту, ловит в прицеле сопку на горизонте, смотрит на Меркулова.
– Взводить не надо?
– Она автоматическая.
Секачев прилаживается щекой к прикладу. Лосев делает замечание опытного стрелка.
– Не дави на резинку! Искривление будет. Держи на расстоянии! Видел, как я?
– Видел, как ты промазал. Не учи ученого! – Секачев тщательно целится.
Выстрел, гильза падает. Секачев смотрит снизу-вверх на Меркулова.
– Я попал! Да?
Тот в сомнении опускает бинокль.
– Вроде зацепила. Или ветром качнуло. Будем считать, попал. Леня, твоя очередь!