Цугцванг
Шрифт:
– Свет клином не сошелся. – Марина Сергеевна смотрит на часы. – Модель не профессия.
– Я тоже так думала. Выскочила замуж за старшекурсника, чтоб от Алика отвязаться, у мамы бизнес тут же развалился. Салон хорошо, когда денег много, а так, одни расходы. Что теперь делать?
– Понятно.
– Мне поделиться не с кем. Платон старый друг, вы тоже. Мама не понимает, все деньги на уме. Тут Алик еще объявился. Предложение сделал, замуж зовет.
– Алик?
– Сын Рустама Тагирова, который в губернаторы собирается. Вот и думаю, как дальше
Марина Сергеевна отодвигает блюдце.
– А он тебе нравится? Алик этот.
– Деньги, ночной клуб. Его папы заведение. Алик там за директора. Все само все в руки идет. Выйду замуж, и все. Стану блондинкой на тачке. А не выйду, так и состарюсь в газете, и сама пожелтею. Вы меня простите, ладно? Насчет Платона.
Хозяйка смягчает резкость слов.
– Платона не вернешь. Я преподаватель, сразу вижу, что из кого получится. Личную жизнь сестре или подруге запретить нельзя, он это понял, пережил. В личном плане на него не рассчитывай, он принципов не меняет. Еще чаю?
– Спасибо, Марина Сергеевна! – Кристина ставит чашку, поднимается, скрывает разочарование за храброй улыбкой. – Привет Платону, когда приедет.
– Обязательно передам, спасибо, пирожные очень вкусные, – хозяйка тоже встает, идет следом. Гостья задерживается в прихожей, достает из сумочки помаду, поправляет губы, через зеркало окидывает взглядом свою фигуру, косится на хозяйку.
– Вы тоже были молодой. Ошибки у всех бывают. И Платон без отца рос, – она бросает помаду в сумочку, открывает дверь, оборачивается на прощание. – А я все же попытаюсь. До свидания.
Марина Сергеевна закрывает дверь, смотрится в зеркало, разглаживает халат на располневших бедрах, пояском перетягивает талию потуже.
– Сучка, – она идет в комнату, садится в кресло, открывает альбом. Свадебная фотография. Жених смотрит без улыбки, под глазом кривой шрам, который делает лицо мрачным, даже зловещим.
1991
Вспыхивает зажигалка, лицо Ермакова, шрам под глазом. Ночь, зима, окраина большого города, отъезжает такси. На перекрестке трое молодых парней (21-23) с хозяйственной сумкой.
– Ты куда нас завез, Сохатый? Лес рядом, – Секачев ставит сумку на снег, в ней звякают бутылки. – Подождите, штаны подверну, – поправляет брючины, пыхтит под нос. – Не мог поменьше попросить? – выпрямившись, смотрит на друзей. – Как думаешь, Леня! Нормально?
Ермаков прикуривает, косится на брюки приятеля. Оттянутое вниз веко делает взгляд злым, а лицо похожим на морду настороженного ротвейлера.
– Сойдет.
Друзья идут через пустырь по протоптанной в снегу тропинке. Первым вышагивает высокий Лосев, за ним Ермаков, следом поспевает Секачев с большой сумкой.
– Сохатый! – окликает он. – Ты давно их знаешь? Спят они, поздно уже.
Лосев оборачивается, идет чуть боком.
– Надо было сразу сюда ехать! Кафе захотели, потом кино, вино в буфете, девочки с мороженым! Динамо прокрутили, хата пропадает. Тут надежно! Ирка на днях была. У нее соседка по комнате, Милка. Еще Маринку позовем, у той вообще своя комната. Все симпатичные! Маринка, правда, в очках. Лене умные девушки нравятся. Да, Леня?.. Пионеру Милка сойдет. Она заводная! Будь осторожен, Секачев! С кровати упадешь, за стенку держись, а то сбросит.
– Союз распался, мы тут бродим, – Секачев выдыхает пар на ходу. – Что делать будем?
– Дверь на клюшке, – Лосев не расслышал вопроса. – Через окно!
Друзья заходят с торца здания. Лосев лепит комок снега, примеривается, бросает в окно на третьем этаже. Комок ударяет в темное стекло, не оставив следа. Секачев нервно вздыхает.
– Спят уже! Лень, сколь на твоих золотых?
Ермаков выбрасывает сигарету, лепит комок покрепче. Ком попадает в раму с тяжелым стуком. Отодвигается шторка, в темноте плавает девичье лицо. Лосев поднимает руку, машет.
– Ирина! Привет! – приглушенно сообщает он. – Это я, Витя!
Девушка кивает, показывает рукой за угол. Шторка опускается, за окном вспыхивает свет.
Подхватив сумку, друзья идут вокруг здания. Секачев нервничает.
– Шалавы какие-то! Парни, с кем попало я не стану.
– Сопи в тряпочку, девственник. Связались с пионером! Не нравится, поезжай обратно, пешком топай в училище. Капитану привет! Сейчас Ирка окно откроет. Там курилка, все лазят.
Тускло светит лестничный пролет, на стыке корпусов брякает рама, между этажами открывается окно. Лосев подходит, задрав голову, вполголоса объясняется. Друзья стоят в сторонке, терпеливо ждут. Позади них от беседки отделяется темная фигура, подходит. Они оборачиваются на скрип шагов.
– Пацаны, огоньку не найдется?
Парень в надвинутой на глаза кепке с козырьком. Секачев ставит сумку, поднимает кулаки.
– Вали отсюда!
Ермаков щелкает зажигалкой. Бросив взгляд на Лосева, парень вытаскивает руку из кармана, склоняется над огоньком, пыхает сигаретой, отступает на шаг.
– Что требуется? Говорите.
– А что у тебя есть, – Ермаков спокоен.
– Вы от кого, пацаны?
– А ты от кого.
Шрам на лице ротвейлера и манера держаться внушают парню беспокойство.
– Вы откуда взялись тут? Травка есть! Гоните бабки, получите товар, и проваливайте. Если серьезный заказ, исполним. Поселок рядом, зашлю гонца.
– Обойдемся, – Ермаков отворачивается.
– А чего спрашивал?
– Ты сам подошел.
Сплюнув, парень удаляется. Лосев как раз машет рукой.
– В рыло ему! – Секачев опускает кулаки. – Надо было.
– Мы в гости пришли. Бери сумку.
Друзья подходят к стене. Ермаков встает ногой на фундамент.
– Сохатый, рогами в стену! Залезем, сумку подашь. Секач первым. Пошел!