Цунами. Сотрясатели Земли
Шрифт:
Всплыла, родимая.
11
Мезальянц представился близким другом покойной Барбары Теодоровны. Перед смертью она велела Мезальянцу найти нас и сообщить о наследстве. Он вопросительно посмотрел на нас: откажемся, нет?
Представьте: в минуты роковые появляется хитрожелтый дяденька, говорит о мертвой бабушке и большом наследстве. Думаю, вы уже поняли, что я ему ответил.
— Пшел вон отсюда, мы по пятницам не подаем, — закончил я цветастую фразу.
Мезальянц крякнул, но не отступил.
— Постойте, молодой человек, я не обманываю, завтра похороны, можете сами сходить!
Он бы еще в морг меня позвал.
— Да что вы такой недоверчивый-то, а? — совсем расстроился незваный гость.
— Таким уж уродился, — сказал я. — Прочь с дороги, а то Юся кусаться будет.
Мезальянц плюнул в сердцах себе под ноги (Юся тут же повторил этот маневр и радостно заухал).
— Ладно. — Гость наконец уступил нам дорогу. — Панихида завтра в двенадцать часов на одинцовском кладбище. Я сам из Одинцово приехал, и бабушка ваша там жила. Захотите — приедете.
Как же, держи карман шире, подумал я. Видимо, очень громко подумал, потому что Мезальянц будто вспомнил что-то.
— Может быть, вас это убедит?
Он полез в недра пиджака и вытащил оттуда сберегательную книжку. Протянул мне, и я, стреляный воробей, попался. Я взял книжку и открыл. Книжка была оформлена десять дней назад в местном отделении Сбербанка, на мое имя, на счету лежало без малого четыре миллиона.
— Ловко, — сказал я. — А в чем подвох?
— Ни в чем, — ответил Мезальянц. — Ваша бабушка была страстной коллекционеркой, она собирала старинное серебро и незадолго до смерти продала коллекцию мне, с тем чтобы я деньги перечислил на ваше имя. Получите и распишитесь, как говорится.
— Я вам не верю.
— Зачем мне вас обманывать?
— Не знаю, но последнее время все только тем и занимаются, что обманывают меня.
Физиономия гостя стала кислой.
— Меня тоже, — сказал он. — Все равно — заберите. Я же все равно по этой книжке ничего получить не смогу.
Я взял книжку и тем обрек себя на страшные приключения. Вот честное слово — я не хотел. Но почему-то взял. И позвонил из дома в банк. И там мне сказали, что все верно, что я могу получить деньги хоть сейчас.
И я пришел, и действительно получил немного, так, на мелкие расходы. Я вовсе не собирался забирать все, мало того, я вообще не собирался пользоваться этими деньгами, это был просто эксперимент — не снится ли мне? Впрочем, никто бы мне сразу все деньги и не выдал.
Совершенно сбитый с толку, я вернулся домой. На пороге меня опять ждал Мезальянц.
Мы вошли в квартиру, я поставил чайник, и Мезальянц, торжественно усевшись в любимое дедушкино кресло, уставился на фотографию дедушки с бабушкой, на греческое зеркало, а еще больше — на бабушкины подвески: одна — в виде петуха, другая — в виде мышонка.
— Вы тоже коллекционер?
— Нет, это бабушкины. Мышка всегда ей принадлежала, а петух сначала папин был, потом ей достался.
— Так Барбара Теодоровна мне несколько подобных продала, свою коллекцию. Может, она про этот кулончик забыла?
Я не знал про это ничего, да и не хотел знать. Петух был такой же семейной реликвией, как и мышонок, я к ним даже прикасаться боялся, хотя Юся, наоборот, тянулся к ним, будто это игрушки.
— Продайте! Продайте вместе с мебелью, я гляжу, это тоже древняя вещь…
— Это память, я не буду это продавать.
— Понимаю. Но если надумаете — всегда к вашим услугам. Так что — завтра вас ждать? Я пришлю такси.
— Не уверен, что соберусь.
— Как угодно.
В эту ночь я не сомкнул глаз. Вот уж не думал, что эта мелодраматическая история могла так взбудоражить такого циника, как я. Хотя, конечно, не стоит забывать и сцену в собесе: та тетка завела меня не меньше. Я снял с бабушкиной фотографии петуха. Бабушка говорила, если взять его и как следует подумать, то правильное решение придет само по себе. Юся тут же схватил игрушку и засунул себе в рот. Испугавшись, что он подавится, я забрал подвеску обратно и пошел спать.
Однако всю ночь мне виделся одинокий холмик с покосившимся деревянным крестом, дедушка Георгий с бабушкой Агнией с упреком смотрели на меня, мол, скотина ты, Егор, о тебе вспомнили наконец, а ты будешь чужие деньги тратить и дуться? Не то чтобы я так жаждал навестить могилу новообретенной двоюродной бабушки, но все же уважить человека, оставившего нам с Юсей почти четыре миллиона только за то, что мы — родня по крови, стоило. Так говорило элементарное чувство порядочности. Но в то же время внутренний голос говорил: не езди, пожалеешь. Утром я метался, не находя себе места. Мало того что до Одинцово минут сорок на автобусе пилить, а надо же и кладбище каким-то образом найти. Вместе с Юсей такое приключение вряд ли доставило бы мне приятные минуты. С Юсей даже сон превращается в пытку, чего уж о прогулках говорить? Может, ну их нафиг, эти похороны? Потом на могилку можно съездить.
Но Мезальянц действительно прислал такси, и даже оплатил его в оба конца. Только на похоронах его, пройдохи, не было.
Похороны, между прочим, отгрохали по высшему разряду, не хватало только баяниста. Народу пришло, наверное, человек сто. Насколько я понял, Барбара Теодоровна была уважаемым человеком: очень многие говорили о ней в самых превосходных степенях — и добрейшая, и умнейшая, и красивейшая, исполин духа и корифей. Паноптикум из историков, краеведов и коллекционеров довольно быстро устал, поэтому речи стали короче и суше, и, чтобы не портить впечатление о церемонии, гроб заколотили, быстренько опустили в яму и прикопали. Народ неторопливо потянулся к выходу, где несколько автобусов должны были увезти всю эту ораву на поминки.
Однако не успел я влиться в толпу, как у меня зазвонил мобильный.
12
— Да?
— Ты где? — спросил глухой женский голос.
— На кладбище, уже ухожу. А кто это?
— Никуда не уходи, стой на месте и прикинься ветошью.
— А вы кто?
— Конь в пальто.
— Чего?
— Пока могилу закапывают, отойди в кусты жимолости. Там лопата и гвоздодер.
Гудки.
Связь была плохая, если кто-то и шутил, то голоса я не узнал.